a nice Spanish form of expression
"...seguía manejando, y el cantando".
It happens in Russian, but not in English, I guess.
А потом, как подвыровняли, нам подвезли бетон, на пол стелить. Да, прямо на голую землю (fucking idiots). Я его первый раз вижу; Гера орет, мол, давай скорее его раскидаем, а то прям щас схватится. Я поддался панике; отогнал женскую часть в другой конец подвала (потому что мат был густоват, а мы тогда были интеллигенты), и мы этот бетон раскидали, выровняли, линейным вибратором прошлись. Ну и так ничо, постепенно подвалы бетонировали. Однажды был дождик, в подвал налило порядочно воды; а там у нас вибратор, он коротил, короче, электричество. Собака какая-то забралась (от дождика же), ее током и убило. Слава Кириллин стал собаку из схватившегося бетона вытаскивать за ногу, оторвал только ногу, остальное осталось.
Не помню, что дальше было.
Ну а тут нас из школы перевели жить в подъезд какой-то пятиэтажки (не этой). Жили по квартирам, как гусары у Лермонтова. В нашей квартире завелось дежурство; дежурный должен был писать стихи в конце дня и вывешивать в качестве дацзыбао. Граф Вокивон де Кольте (Сергей Новиков, то есть), помню воспевал наше усиленное питание: "и вот начался кайфа лов, горохового супа жор".
Я, когда попал в дежурные, тут и стал поэтом. Писал двустишия. Или трех (хокку): "А в подвале В.Истратов тащит плоскостной вибратор, поливая его матом". Такого типа n-стишия. Убей не помню, кто-нибудь еще, кроме меня и Графа, писал ли что-нибудь. Хз, история ничего не знает, все умалчивают.
Подвал мы забетонировали, потом нас бросили в цех, сначала отбойными молотками на третьем этаже сносить перекрытия (т.е. пол под ногами). По ночам. Ну как по ночам, полярный день; если дождик, то солнце низко, и видать радугу полным кругом. Возвращались грязнющие, как шахтерики. Где-то есть фотка, мы с Райзом, с Кротовым, с Бобом Николаевым...
Перекрытие раздербанили, послали нас в цехе пол бетонировать, да чтоб красиво, с железением. Бетон железить, есть такая технология. Но с прорабом я цапался - он жулил, платить не хотел, а я как сейчас не умею торговаться, так и тогда тем более.
Вот, и меня за это выгнали из бригадиров, и попал я в бригаду к Кротову, строить сортир на станции "Оленья". И вот мы что, сначала копали Котлован. А там вечная мерзлота. Вы когда-нибудь копали вечную мерзлоту? "Лед, что я кайлом ковырял..."
Ну фигня, потом туда положили фундамент, перекрытия, и мы стали возводить стены. Белый кирпич. С нами еще был Андрей Чувиковский; у него диабет, так он перед обедом ходил еще на станцию и съедал там булочку. Ну понятно, столько пахать на одном завтраке. Но мы его как-то не любили, держали за стукача. Потом он перешел в другую бригаду, на ремзаводе крышу битумом крыть, вместе с друзьями, с Андреем Суслиным, например.
А мы что, работали себе. Т.к. с нами была в бригаде Лена Угрюмова, то мы вели себя прилично. Только когда Боб Николаев зафитюлил мне в голову кирпичом (это мы перебрасывали кирпич с поддонов на второй этаж, а я неудачно нагнулся - и чуть не рухнул со второго этажа), то, конечно, наверно, я что-то сказал. Дело было перед обедом; я пошел тут же в клинику, рядом была зубная, и мне перевязали голову. Да все фигня.
Ну вот; а автобус за нами на обед ни хрена не приезжал; потом таки приехал, сильно опоздав - потому что на ремзаводе Андрей Чувиковский упал с крыши. С высоты четвертого этажа. Ну диабет же, теперь я очень это понимаю.
Упал и убился. Ну в смысле, жил еще некоторое время, и ему проходивший мимо зэк говорил - матерись и кури. А интеллигент же, ни тому, ни другому не обучен. Да и какая разница.
Меня, с забинтованной головой, прятали от всех возможных комиссий. Чтобы не создавать впечатления массовости явления.
Потом из морга позвонили, нужны добровольцы труп обмывать. Ну в смысле, семьи-то тут нету, некому денег дать. Так Леня Райз вызвался, и меня volunteered. Вот мы и пошли, обмыли труп (впечатляет с непривычки; но опыт полезный). Нас так и отправили сопровождать гроб. Ну сначала там гроб этот изготовили, цинковый поверх нормального, т.к. самолетом. Весь отряд ехал домой поездом, а мы через Килпъявр, что ли, забыл уже, который аэропорт.
В Питере все такие были траурные (traurig), стоял почетный караул, все такое.
Матери я так и не рассказал эти все подробности, а то б больше не пустила. А я как-то ничо, и на следующий год поехал, уже в Ленобласть.