Juan-Carlos Gandhi (![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)
juan_gandhi) wrote2010-08-27 11:25 pm
juan_gandhi) wrote2010-08-27 11:25 pm
Люба Оглоблина и её жизнь
Ну вот, дочитал книгу Любы Оглоблиной "Моя Жизнь Среди Людей", спасибо ![[livejournal.com profile]](https://www.dreamwidth.org/img/external/lj-userinfo.gif)
franc_tireur.
Точно, мы рождены чтоб Кафку сделать былью.
Начинается книга с момента как она пошла, в возрасте до года. А потом полиомиелит; и дальше уже лучше на эту тему не вдаваться. Операции, возвращение рекурвации; в конце концов коляска. Это в России (в Москве); намучаешься с коляской. Но с иным характером это всё как бы идёт фоном; это постороннему ужас, а оптимист не обращает внимания. В 40 она ещё и ребёнка родила, а чего там. Я как-то не решаюсь назвать её героической женщиной, потому что для неё всё это как-то очень естественно было.
Детство в детдоме - мать то ли сошла с ума, то ли попала как Валерия Ильинична за длинный язык и за честность - а отец убит на войне.
Ужасы детдома послевоенного времени, по её словам - не в варварских обычаях, и не в голоде - а в обыденности смерти. Это же детдом для детей-инвалидов; у кого одна рука, у кого одна рука и ни одной ноги, у кого-то с головой не в порядке, и так далее. Одни мрут тихо, как мухи; другие - как получится.
А Люба, т.к. не особо ходячая, всё больше на подоконнике сидела да книжки читала и радовалась жизни. Она вообще всё время радовалась. Пристрастилась решать задачи по математике - стала решать, всем помогать. (А параллельно я читал Фейнмана, "Вы конечно шутите"; параллелей полно.)
И так Люба попала на мехмат МГУ. Не с первого захода, но попала.
Конец 50-х, фестиваль, толпы иностранцев, невероятная смесь языков и свобода общения в Главном Здании.
(У нас на матмехе, 10 лет спустя, уже было потупее всё; вьетнамцы жили сами по себе; немцы вообще ни с кем не общались - для них всё было слишком неаккуратно; только что вот венгры хорошо вписывались. Да даже у таджиков были культурные проблемы.)
Но ей, по её добродушию и детдомовской простоте, попался какой-то не вполне психически адекватный муж... поэт как бы. Я эту самопальную поэзию, хоть бы он был и член СП, на дух не переношу. В СССР всякий бездельник норовил в поэты (а поэтов в тунеядцы зачисляли). Люба, конечно, решила его исправить и спасти. В том числе и от алкоголизма.
Но вместо этого пришлось уйти с дневного на заочное... короче, учёба её затянулась чёрт знает на сколько, и это, конечно, уже не математика. Ну защитила она свой диплом по диффурам, у Филиппова.
(Вообще, читая её книгу, постоянно узнавал детали - как будто я там был, и в сибирской деревне, и в детдоме, и в главном корпусе... нет, не был, конечно; но моя жизнь шла как-то параллельно; вместо сибирской деревни - изба в Архангельске; вместо детдома - пионерлагеря с такими же добродушными обычаями, каких, похоже, уже давно нет...
Ну это ладно...)
Но потом у Любы всё пошло наперекосяк. Пошла работать в ЦЭМИ АН СССР, и отправили её "изучать Урал-14". Урал-14 был, конечно, апофеозом советского компьютерного маразма; т.к. о нём все уже забыли, после того как ЕС были внедрены, то возникает впечатление, что типа у нас тоже было всё нехило. Нехило, да. Единственный прикол в Урале был тот, что команды были разной длины, в слово и в двойное слово. Но такую систему команд... с чем бы сравнить-то... ну разве что с архитектурой Блакберри; тоже безумные северные инженеры сочиняли. И посмотрели бы вы на его "операционную систему". Она полностью была опубликована в книге по Урал-14 - страница за страницей восьмеричных кодов, без комментариев, но с патчами. Короче... никому бы не посоветовал я изучать Урал-14... ну разве что психиатру. (Я имею в виду, что мы-то как раз её изучали, но со смехом и издевательствами. Не исключу, что Боб Николаев даже на баги пальцем показывал.)
Как-то странно в ЦЭМИ работали - можно было "из дома" - т.е. годами дурака валять, являясь два раза в месяц за получкой и принося какие-то отчёты о проделанной работе. По мне так это не работа, а издевательство над здравым смыслом и разумом. Но для Любы это было как бы что-то осмысленное. Но занята она была не тем - занята она была выбиванием жилплощади в Москве. Эта борьба закончилась относительным успехом: они получили квартиру где-то во вполне приличном месте.
После чего её уволили по результатам аттестации. Ну как, мы-то понимаем. Точнее, нам-то пофиг; уволили - в другое место пошел, большое дело. Но это циникам просто; а у неё дело пошло на принцип.
И вот тут к нам пришел Кафка. "Процесс" и "Замок". Я сначала злился и недоумевал, читая как она годами пишет письма, ходит на приёмы к Келдышам. Я б, честно говоря, не пошел бы ни к Келдышу, ни к Александрову - неудобно не по делу человека отрывать. Но у Любови Ивановны другие приоритеты.
И вот с тех пор, с шестидесятых, она боролась с системой АН СССР за восстановление на работе.
За это время отвалился муж, родилась и выросла дочь, развалился СССР...
И подспудно, постепенно, стали у Любы складываться мысли, отчего так у неё всё плохо. Каждая по отдельности мысль вполне логичная. Виктор ейный, муж бывший, он на самом деле работал сексотом. Бывает. И к ней его приставили по этому же вопросу. Бывает; контакты студентов с иностранцами всегда привлекали внимание всякой сволочи; и у нас в общаге с этим делом было строго - одних стукачей знали; других открывали внезапно; третьих разоблачили уже в перестройку, четвёртые так и остались нераскрытыми... хуже всего с пятыми - которых подозревали безосновательно. Я двух таких знаю. Оба хорошие люди, неудачно пару раз пошутившие.
Истинно говорю я вам, Кафка эта наша жизнь. Жили под колпаком Кафки.
А у Любы гипотезы всё стройнее. И ДТП ей подстроили. Причём ё; да разве ж гебуха не подстраивала ДТП? Одно время, в конце царствования Брежнева, крупные политические убийства через ДТП происходили несколько раз в год. А мелкие? Ведь немало людей сейчас могут припомнить, как особо упорный отказник вдруг попадал под машину.
И вот всё это складывается в досужей голове в картину, достойную не только Кафки, но и Гиллиама. "Бразилия".
Завершается книга, как повесть Сорокина, перечислением дат и адресатов писем, отправленных по вопросу восстановления на работе. Это и Съезды КПСС, и космонавты, и писатель Федин, и академик Келдыш, и Солженицын, и Ельцин. Вот этот абсурд... этот абсурд Люба и вынесла, как Руссо, на полное всеобщее обозрение.
И это я ещё физиологические подробности не помянул, которые придают книге и ужаса, и искренности.
Но тяжело читалось, тяжело. Заставлял себя, как "Золотую Ветвь" Фрэзера, или как "Божественную Комедию" Данте. Извините за глупое сравнение. Меня ведь уже наиболее нервные прозаики выкинули из числа френдов, так что, надеюсь... ну вы поняли.
franc_tireur.Точно, мы рождены чтоб Кафку сделать былью.
Начинается книга с момента как она пошла, в возрасте до года. А потом полиомиелит; и дальше уже лучше на эту тему не вдаваться. Операции, возвращение рекурвации; в конце концов коляска. Это в России (в Москве); намучаешься с коляской. Но с иным характером это всё как бы идёт фоном; это постороннему ужас, а оптимист не обращает внимания. В 40 она ещё и ребёнка родила, а чего там. Я как-то не решаюсь назвать её героической женщиной, потому что для неё всё это как-то очень естественно было.
Детство в детдоме - мать то ли сошла с ума, то ли попала как Валерия Ильинична за длинный язык и за честность - а отец убит на войне.
Ужасы детдома послевоенного времени, по её словам - не в варварских обычаях, и не в голоде - а в обыденности смерти. Это же детдом для детей-инвалидов; у кого одна рука, у кого одна рука и ни одной ноги, у кого-то с головой не в порядке, и так далее. Одни мрут тихо, как мухи; другие - как получится.
А Люба, т.к. не особо ходячая, всё больше на подоконнике сидела да книжки читала и радовалась жизни. Она вообще всё время радовалась. Пристрастилась решать задачи по математике - стала решать, всем помогать. (А параллельно я читал Фейнмана, "Вы конечно шутите"; параллелей полно.)
И так Люба попала на мехмат МГУ. Не с первого захода, но попала.
Конец 50-х, фестиваль, толпы иностранцев, невероятная смесь языков и свобода общения в Главном Здании.
(У нас на матмехе, 10 лет спустя, уже было потупее всё; вьетнамцы жили сами по себе; немцы вообще ни с кем не общались - для них всё было слишком неаккуратно; только что вот венгры хорошо вписывались. Да даже у таджиков были культурные проблемы.)
Но ей, по её добродушию и детдомовской простоте, попался какой-то не вполне психически адекватный муж... поэт как бы. Я эту самопальную поэзию, хоть бы он был и член СП, на дух не переношу. В СССР всякий бездельник норовил в поэты (а поэтов в тунеядцы зачисляли). Люба, конечно, решила его исправить и спасти. В том числе и от алкоголизма.
Но вместо этого пришлось уйти с дневного на заочное... короче, учёба её затянулась чёрт знает на сколько, и это, конечно, уже не математика. Ну защитила она свой диплом по диффурам, у Филиппова.
(Вообще, читая её книгу, постоянно узнавал детали - как будто я там был, и в сибирской деревне, и в детдоме, и в главном корпусе... нет, не был, конечно; но моя жизнь шла как-то параллельно; вместо сибирской деревни - изба в Архангельске; вместо детдома - пионерлагеря с такими же добродушными обычаями, каких, похоже, уже давно нет...
Ну это ладно...)
Но потом у Любы всё пошло наперекосяк. Пошла работать в ЦЭМИ АН СССР, и отправили её "изучать Урал-14". Урал-14 был, конечно, апофеозом советского компьютерного маразма; т.к. о нём все уже забыли, после того как ЕС были внедрены, то возникает впечатление, что типа у нас тоже было всё нехило. Нехило, да. Единственный прикол в Урале был тот, что команды были разной длины, в слово и в двойное слово. Но такую систему команд... с чем бы сравнить-то... ну разве что с архитектурой Блакберри; тоже безумные северные инженеры сочиняли. И посмотрели бы вы на его "операционную систему". Она полностью была опубликована в книге по Урал-14 - страница за страницей восьмеричных кодов, без комментариев, но с патчами. Короче... никому бы не посоветовал я изучать Урал-14... ну разве что психиатру. (Я имею в виду, что мы-то как раз её изучали, но со смехом и издевательствами. Не исключу, что Боб Николаев даже на баги пальцем показывал.)
Как-то странно в ЦЭМИ работали - можно было "из дома" - т.е. годами дурака валять, являясь два раза в месяц за получкой и принося какие-то отчёты о проделанной работе. По мне так это не работа, а издевательство над здравым смыслом и разумом. Но для Любы это было как бы что-то осмысленное. Но занята она была не тем - занята она была выбиванием жилплощади в Москве. Эта борьба закончилась относительным успехом: они получили квартиру где-то во вполне приличном месте.
После чего её уволили по результатам аттестации. Ну как, мы-то понимаем. Точнее, нам-то пофиг; уволили - в другое место пошел, большое дело. Но это циникам просто; а у неё дело пошло на принцип.
И вот тут к нам пришел Кафка. "Процесс" и "Замок". Я сначала злился и недоумевал, читая как она годами пишет письма, ходит на приёмы к Келдышам. Я б, честно говоря, не пошел бы ни к Келдышу, ни к Александрову - неудобно не по делу человека отрывать. Но у Любови Ивановны другие приоритеты.
И вот с тех пор, с шестидесятых, она боролась с системой АН СССР за восстановление на работе.
За это время отвалился муж, родилась и выросла дочь, развалился СССР...
И подспудно, постепенно, стали у Любы складываться мысли, отчего так у неё всё плохо. Каждая по отдельности мысль вполне логичная. Виктор ейный, муж бывший, он на самом деле работал сексотом. Бывает. И к ней его приставили по этому же вопросу. Бывает; контакты студентов с иностранцами всегда привлекали внимание всякой сволочи; и у нас в общаге с этим делом было строго - одних стукачей знали; других открывали внезапно; третьих разоблачили уже в перестройку, четвёртые так и остались нераскрытыми... хуже всего с пятыми - которых подозревали безосновательно. Я двух таких знаю. Оба хорошие люди, неудачно пару раз пошутившие.
Истинно говорю я вам, Кафка эта наша жизнь. Жили под колпаком Кафки.
А у Любы гипотезы всё стройнее. И ДТП ей подстроили. Причём ё; да разве ж гебуха не подстраивала ДТП? Одно время, в конце царствования Брежнева, крупные политические убийства через ДТП происходили несколько раз в год. А мелкие? Ведь немало людей сейчас могут припомнить, как особо упорный отказник вдруг попадал под машину.
И вот всё это складывается в досужей голове в картину, достойную не только Кафки, но и Гиллиама. "Бразилия".
Завершается книга, как повесть Сорокина, перечислением дат и адресатов писем, отправленных по вопросу восстановления на работе. Это и Съезды КПСС, и космонавты, и писатель Федин, и академик Келдыш, и Солженицын, и Ельцин. Вот этот абсурд... этот абсурд Люба и вынесла, как Руссо, на полное всеобщее обозрение.
И это я ещё физиологические подробности не помянул, которые придают книге и ужаса, и искренности.
Но тяжело читалось, тяжело. Заставлял себя, как "Золотую Ветвь" Фрэзера, или как "Божественную Комедию" Данте. Извините за глупое сравнение. Меня ведь уже наиболее нервные прозаики выкинули из числа френдов, так что, надеюсь... ну вы поняли.
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
:-)
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
правда, не всегда понятно, зачем
$28.84
Re: $28.84
no subject
no subject