soixante-un

Конечно, самым таким сюрпризом в начале 61-го года явилась денежная реформа. Старые бумажки, формата портрет, как при царе, заменили узкими листочками, формата доллар. Конечно, все те же "бир манат, бир сум, бир сом, адзин рубель". И все те же стандартные цвета, десятка красненькая (как и у Толстого в "Воскресении"), зеленая треха...

Хлеб подорожал - с 1.45 вырос до 15 копеек. Но потом быстренько откатили, и раб судьбу благословил, стало по 14 копеек. Но все равно к Хрущеву иронично относились, хоть ты что делай.

Спички подорожали с 8 копеек по-старому до одной по новому. Медные монетки зато остались в том же номинале, и если у вас был килограмм копеек, то он не удешевился до ста грамм, а так и остался килограммом копеек.

Да, собственно, нам-то что было, так, теория. Мы ж не зарабатывали.

Зимой были каникулы, и я их по большей части проводил на Арбуме, с Лидкой, Любкой и Надькой бегали туда-сюда, катались на санках, ходили на свалку. Свалка это о! При комбинате открылась мебельная фабрика, и все обрезки и неликвиды сваливали на свалку на болоте, по дороге в Мечку. Дорога была тогда грунтовка, засыпанная всяким мусором. Снится мне до сих пор эта дорога и этот лес, через который она идет.

После каникул в школе Евгения Михайловна задала написать сочинение. Я, конечно, написал, как был на Арбуме, и как мы каждый день ходили на свалку; даже нарисовал себя, в шапке ушанке, в рукавицах, с какой-то ножкой от стула, торжественно поднятой, на вершине кучи на свалке. Было хорошо; я понимал, что учительница на это смотрит на все почти с зубной болью, но что мы тут поделаем, мы народ вольный, а она интеллигенция.

Зато я учился играть в шашки. Сосед из дома номер десять, Иван Савватьевич, он к нам подозрительно часто захаживал, и когда я был дома, то играл со мной в шашки и в поддавки. У него дочь была типа чемпионкой по шашкам, так что и он меня уделывал. Научил загонять дамку в туалет. Но поддавки круче игра, там такие комбинации. Как в быстрых нардах (ну это потом, нарды). Я, конечно, Ивана Савватьевича не любил, да плюс еще его ироничное ко мне отношение. Но играть не отказывался.

Ну это все фигня; а вот что было главное. Второе полугодие мы ходили во вторую смену, так что в 11:40 я был дома, 12-го апреля, и по радио Объявили про Гагарина. Ну это был праздник! Один из лучших в жизни. Я сидел, не двигаясь, у радио, потом карандашом на задней стене шкафа записал дату и время великого события. Это ж мы современники новой эры. Это было прекрасно. Жаль только, кроме меня больше никто вокруг не понимал, ни дома, ни в школе. Для них все это было "коробочка летает". 

22-го апреля положено было вступать в третьем классе в пионеры. Но мы с Ленькой были недостаточно хороши для такой чести. Шутили много. Так-то нам и в голову не приходило, например, мотать уроки. Да у нас почти никто этого не делал, мотать уроки, ну разве выгонят из класса за громкий смех да за разговорчики. Ну и вот, и нас не приняли. Еще кого-то не приняли, наверно, Губинского. Губинский был странный. Вот он не особо-то и приходил на уроки. Так, иногда заглядывал.

Так год и прошел, потом лето по месту жительства. У меня был велик, трехколесный, на котором я умудрился навернуться. Как? Да переднее колесо застряло между досок мостовой, ну и перевернулся. Потом уже этот велик преобразили в двухколесный, но это тоже требовало времени научиться. Хорошо у нас один участок дороги шел под гору, и там педали крутить не надо, просто катишься. Там и учился.




Четвертый класс - это уже серьезно, конечно. Добавили уроки истории СССР; там какие-то всякие вещи про первобытных людей, про Древнюю Русь, про татаро-монголов, про Куликово поле, про Ледовое побоище, про нашествие французов, про революцию, про подъем хозяйства, и про Великую Отечественную, ну и дальнейший подъем хозяйства. Все завершалось химизацией народного хозяйства и торжеством кукурузы, королевы полей. По радио рекламировали гагачий пух; но смысл выражения "гагачипух" до меня дошел только очень много лет спустя.

А, и мы выписали "Пионерскую Правду", и я теперь был дома маленький большевичок; на меня никто в этом смысле внимания не обращал, но и в церковь не звали. И меня коробило, что бабушка называет радио "радево". Раньше-то и я говорил "радево", но теперь не, грамотный стал. 

Конечно, в четвертом классе я и чувствовал себя, да и все мы, уже такими, серьезными. Металлолом и макулатуру собирали с энтузиазмом, как большие.

А к концу года из Москвы пришла еще одна благая весть. КПСС объявила, что мы теперь будем строить коммунизм, и уже нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме. Я, конечно, понимал, что бабушке, наверно, не дожить, но мы-то с мамой насладимся бесплатными плодами победы коммунизма. По радио так и пели - "мы будем жить при коммунизме!" Кругом наразвешивали плакатов, где супермены в рабочих спецовках, с гаечным ключом, в кепках, уже как бы живут в коммунизме, и нам надо за ними поспевать. Счастье так возможно, так близко.