Observations

 Архангельск. Зима. Оттепель (ну где-то март примерно). Крыльцо детского сада. Трехлетний воспитанник младшей группы стоит у крыльца и перечисляет воспитаннику средне-младшей группы знакомые ему матерные слова. Присоединяются и другие среднегруппники, и приходится  повторять уже для порядочной толпы, и ещё раз, для только что подошедших. Воспитательницы где-то нету, и урок проходит успешно.

Через несколько дней студенты делятся своими знаниями с родителями. Родители делятся с воспитательницей, воспитательница с моей мамой. Моя мама мне строго, хотя и со смехом, разъясняет, что нельзя в детском саду повторять всё, что услышал от дедушки. ("едриттвою мару", подумал я)
 

На фесбуке люди пишут, что пока о ком-то рассказывают, этот человек жив. Ну типа как Ленин, Иисус, Гильгамеш, Ганеша, Юдхиштхира, Адам с Евой.

Ну это ладно; я задумался, а что это, в самом деле, про некоторых людей, про большинство, вообще молчат, только между собой.

Была у меня тётя Лиза. Она была на два года старше моей матери, и в 29-м, когда всё стало рушиться, она была уже замужем, за бедняком, так что её не коснулось. У них в доме даже горшков не хватало, ну бедная семья.

И когда моих дедушку с бабушкой арестовали, и остались Маня и Лёша, 5 лет и 3 года, Лизавета их забрала к себе, ну так и спаслись дети. (А моя мать просто сиганула в окошко, когда за ней пришли, и лесами да паровозом (страшный был зверь для деревенской девушки) в Архангельск. В лесах тогда порядочно народу скрывалось, кстати.

Потом и  Лизавета с мужем Алексеем удачно сорвались, пока ещё не держали крестьян в неволе, в Архангельск. Алексей пошёл на завод "Сульфат", в Соломбале, электриком, а Лизавета тоже на завод, но вскоре родила Зину, и... и тут Алексей, по народному обычаю, напившись на работе, полез куда-то там к линии высокого напряжения, и там мгновенно сгорел.

К тому времени уже бабушка с дедушкой умудрились освободиться (да по возрасту, куда пятидесятилетних неграмотных крестьян ещё в гулаг?) - и Лизавете хотя бы помогали с Зиной сидеть, ну или, точнее, они работали ну там дворниками, а Зина у них проживала.

Собственно, не 36-й, так 39-й, всё равно бы погиб где-нибудь.

Лизавета была ударницей (тоже электриком, диспетчером), её даже в награду за ударничество на вертолёте катали. Ну там почётные грамоты... этих грамот было до лешова у наших.

После войны она нашла себе мужа, Ивана Малкова. Мирный мужик из Архангельской деревни, тоже по электричеству. Отец у него (понятное дело) был тоже кулак. Там какие-то гены особые, я полагаю. Кулаки были что-то вроде деревенских евреев. Все пьют, а эти работают... пока их не ограбят.

С Иваном Павловичем переехали на "Архбум" - на высоком берегу реки строился АЦБК ("архангельский целлюлозно-бумажный комбинат"). Понятно, что не бумага была главным продуктом, но... но жильё какое-то дали, квартиру в новом доме недалеко от Дома Куль туры и бани.

Но деревенские же, жить в квартире как-то неудобно. Ну а там дали трудящимся право построить себе дом на шести сотках. Ну и дядя Ваня построил дом. Троих дочерей завели (Зина к тому времени уехала в Москву учиться в медучилище).

Оля, старшая, попала в беду - упала почти в младенчестве, повредила позвоночник, и так и осталась горбатой. Добрейшая была девушка; может быть, с интеллектом не очень, но, выучившись на медсестру, вполне зарабатывала. Уколы на дому. Вообще её все любили. Но она потом... отправили её в деревню типа замуж, знакомиться там. Мужик этот обыкновенный был такой мужик, его устраивало. Но деревня же. Короче, Оля там и утопилась. Пошла с детьми купаться, и не вернулась. Плавать-то она умела, не сомневайтесь, мы детство провели на Двине. Ну вот... наверно, правильно и сделала, потому что эти все страдания... да ещё каждый день на виду у всей этой сволочи и пьяни.

Люба, средняя, была отличницей. Так и вижу её - утром рано, перед уроками, сидит за столом, что-то зубрит, повторяет. (Я-то тогда ещё детсадовец был.) Люба была для меня источником знаний. Она на четыре года меня старше, и её учебники были, ну, не оторваться, столько всего узнаёшь. Это потом уже Детская Энциклопедия попалась. Закончив школу, Люба поступила в Пед, жила у нас в городе, и я читал её уже педвузовские учебники. Ну там не то чтобы интересно, да у меня уже были другие источники. Мы с ней всю жизнь так с уважением друг к другу. Поработав несколько лет учительницей истории, Люба пошла по партийной линии, заведовала пропагандой в горкоме... а сейчас она всё ищет себе мировоззрение, то ли в церковь ходить, то ли что - как-то неудобно же.

Лида, младшая - моя ровесница. С Лидкой мы всё детство прокуролесили, ржали, истории рассказывали, по ночам на печи искали какую-нибудь еду (сушёные грибы, например), и устраивали ночной жор. Ну... ну потом наши пути разошлись, и последний раз, как я звонил, она просто испугалась со мной разговаривать, потому что плохо выглядит нынче. Что вы думаете, 70 с лишним лет женщине. Ну вот.

Тётя Лиза вышла на пенсию, ну дом же, хозяйство. Дядя Ваня, всю жизнь не покладавший рук, до пенсии не до жил, и в 59 где-то случилс у него инсульт, ну и всё. Но, конечно, "девки" помогали. Лида долгое время жила в этом доме, на Строителей, и требовала с комбината (и Лида электрик) квартиру, а ей долго не давали. 

Когда моя мать умерла, мы с тётей Лизой торговались насчёт материной швейной машинки - она у меня её хотела купить, а я не мог представить, как это я с тёти Лизы какие-то деньги возьму вообще. Ну уговорил.

Наверно, последний раз я тётю Лизу видел в 90-м. По-моему, мы тогда с Асей приезжали. Тётя Лиза шибко ругалась на кооператоров, которые грабят народ; так бы их всех и поперевешала. Суровая женщина. Я ей признался, что вот и я кооператор, и что теперь? "Нет, ну ты-то хороший."

Нам вообще в этой советской жизни странно повезло - мы с мамой и бабушкой жили в отдельном доме, и тётя Лиза с дядей Ваней жили в отдельном доме. Социалистический образ жизни нам был не вполне понятен. Ну, кулацкая семья. Когда мой дедушка (т.е. тятя тёти Лизы) и отец дяди Вани встречались за столом и за стопариком, они обсуждали, как бы это коммунистов свергнуть. Не дожили... много не дожили.

Любин сын Андрей, лет семи, сидя за столом, показал рукой на самовар и заявил философски - "этот самовар скоро будет наш". Ну... ну он успел ещё и в армию сходить, и чуть ли не жениться, прежде чем самовар стал ихний.

Тётя Лиза умерла от воспаления лёгких (это примерно как тяжёлый ковид, лежишь, и дышать нечем). Её похоронили рядом с моей матерью, в Новодвинске (это то же самое, что пос.Первомайский, что Архбум). Не знаю, когда у меня будет возможность посетить могилы.

Андрей сейчас этот дом содержит в порядке. Баню построил, и вообще хозяйство в норме. С Андреем я этак раз в квартал обмениваюсь если не новостями, так просто наблюдениями.

"Это наш двор и каретник" - написала тетя Маруся на обратной стороне фотографии, где-то в начале 60-х. Когда они с мужем посетили ее родную деревню. 

Бабушку и дедушку арестовали в 29-м, и увезли одну в Ленинград, а другого в Архангельск. Марусе было пять лет, ее брату Леше три года. Их подобрала старшая сестра Лизавета, которая была замужем за бедняком, и поэтому их не трогали. А старший брат Павел к тому времени уже уехал с женой и родителями жены подальше от всего этого, в Архангельск. Эта богатая семья была посообразительнее, и они не стали дожидаться, когда за ними придут. Потом уже к Павлу приехали и все остальные наши.

Хозяйство было совместное у двоих братьев, так что и двор, и каретник, и дом, который почему-то отсутствует на фотографии. Фотографий дома вообще нет ни у кого. Но дом дедушке удалось продать в 48-м; к тому времени уже все забыли про раскулачивание.

Я этот дом видел, когда мы с матерью приезжали в деревню; мне было 15 лет. Меня тогда больше интересовали алгебра и топология, а не дом. Мать мне показывала, где было наше поле. Деревенские-то тоже помнили, конечно, где чье лежало.

Почему я это все вытащил. Да сейчас, когда у нас тут в Каролайне "каретник" превращается в мастерскую, все это как-то неожиданно близко.

Однажды, давным-давно, я жил в СССР и интересовался языками. По одной простой причине, что на языках написано многое, чего по-русски вам не покажут.

И купил я раз пособие по французской грамматике, тоненький, но изысканный. С тех пор я, хоть французский еще и не освоил, а грамматику оного таки залюбил как миленький.

Но в пособии было до хрена опечаток, и я тщательно их всех отмечал, когда мое терпение кончилось, и так во всей книжке. А потом чо, а потом я посмотрел, где напечатано, а напечатано было в Академкниге, что ли, на Девятой Линии, между Большим и Набережной. Ну я туда позвонил, сказал, мол, так и так, и меня позвали, и я пришел к ним на проходную, вручить им их книгу исправленною.

Книгу у меня посмотрели, взяли почитать. А через неделю мне ее вернули, и за усердие подарили мне редкую академическую книгу, "Пушкин в Японии". Я тогда немножко охренел, т.к. не знал, как это возможно. Но Ленин в Октябре возможен же? Так и Пушкин в Японии. В каком смысле, принц? В переносном.

Потом я этого Пушкина в Японии подарил коллеге, Саше Цвееру, и Саша через некоторое время увез его, Пушкина в Раанану, и, наверно, там его читает. Или не читает. Так что теперь Пушкин в Японии в Израиле.

А я продолжаю изучать французский, et maintenant ça marche beaucoup mieux.

Где-то летом 1990-го 1988-го мне Женя Пыряев сказал, что в Михайловском саду, по каким-то особым дням, собирается "Вахта Мира". Мне, конечно, интересно - последний раз пытался поучаствовать в антисоветчине (не считая размножения материалов) - это был где-то 81-й год, листовки. Но тогда ничего не вышло.

Вот, прихожу туда, там стоят, круг такой, человек пятнадцать. Ну вроде митапа или семинара. И говорят о разном, как все надо улучшить, как нам нужна многопартийность, а Куркова над многопартийностью надсмехается. И как нужны материалы.

И так я стал туда захаживать. Ну или заезжать, на велике; от моего дома до Михайловского сада сколько, 12 км - сейчас кажется полная фигня вообще, 8 миль.

Нашел там кого-то из организаторов, Гришу Иванова да Игоря Сошникова, предложил помощь в изготовлении листовок. Ну чо, вы мне текст, я вам тираж. Делов-то, у нас же ЭВМ; напечатал, нарезал, доставил.

Народ на этих митингах (да какие это митинги, митапы, ну человек 20-30-50) всякое такое смешное говорил. Почему мне это было смешное? Не знаю. Я человек (был) наивный, но не настолько. Но грех не помочь. Приносил листовки, передавал незаметно для присутствующих. А чо незаметно-то? А у меня опыт был в этом смысле.

Потом менты стали так появляться, типа предотвращать несанкционированное. Их любимой целью был Саша Богданов (ныне путинист, ебанат и ватник... но что ж поделаешь). Ну, который "Антисоветскую Правду" выпускал. Которую мой сын Степа распространял одно время. Сашу Богданова милиция любила ловить. Раз так они гонятся за ним на газике, Саша убегает, я поперек дорожки с великом останавливаюсь, и ну его типа чинить. Обстановка была такая вегетарианская, что менты не наехали ни на меня ни на мой велосипед, ждали, пока я там цепь накину на переклюк. Смешно.

Потом все это выросло до гигантских размеров, митинг на стадионе, Юра Лучинский несет какие-то речи, потом всей толпой идем по Невскому, и нам из окон жители Невского машут и аплодируют. Это был мой последний раз; не люблю в толпе что-либо делать. 

Но хорошее было время, хорошее. 

30 лет назад один из здесь присутствующих доставил мне купленный у него мой первый компьютер.

Вот с тех-то пор и понеслась. Вскоре моя Ася, под руководством Завалишина, установила бибиэску и свой фидошный нод 2:5030/19. 

вести с трех партий

4-го октября 88-го года тот день мы с Левой и с Пыряевыми ехали на великах домой из Новгорода; проезжая мимо Бабина, я думал, ой блин, а народ там на дачах дурака валяет. У конторы, чуть не у всех, были какие-то "дачи" в Бабино, в дурацком лесу, на глинистой местности. Они там все трудились, по мне так без всякого смысла.

Той ночью, 4-го октября, в Бабино бы ужасный шторм, а т.к. половина деревьев повалена, то оставшиеся были вольны падать сами, и береза упала на палатку, где ночевала Эльвина Гургеновна. Ну и все, она погибла. Это и было начало распада.

Когда Эльвина Гургеновна погибла, у нее остался полубывший муж (она с ним уже вроде бы разъехалась) да дочь, замужем. Но наши коллеги решили, что нельзя бросать дело строительства дачи, и стали устраивать воскресники, ехали туда в Бабино и что-то там корчевали, таскали бревна, как Ленин, убирали ветки в угол - сами не зная, зачем это делают и для кого. Для мужа этого бывшего, который дельфинов в Севастополе мучал? Да блин. Не, я раз с ними съездил; моя роль там свелась к разведению костра (народ простой, необученный, костер развести не могли); ну и все.

Я к тому времени стал кооператором - меня взяли в кооператив Форт-Инфо. И, в общем-то, денег хватало, и конторская зарплата была мне как примерно сейчас университетская, на завтрак хватало. 

В конторе появилась новая ЭВМ, СМ-1634, того же Северодонецкого завода, передовые технологии - замикропрограммированная. Кроме микропрограмм да нелепой Северодонецкой ОС (такой софт пишут ради диссертации), там ничего не было; и мне контора предложила шабашку - за 20 тыс поставить на нее нашу систему. Т.е. чо - сгенерировать вариант ДОС РВ (все сорсы у нас были), и раскрутить все эти наши хренации (ну, драйверы, например). Я в помощь позвал Филю и Иру. Звал было и Литмановича, но тот поставил условие - он с нами будет работать, если будет всем руководить. Извини, Саша, но представитель кооператива я, а не ты. Не выйдет, короче. Да и смешно.

Ну этот трах с 1634 продолжался долго, а т.к. договор был подряда, то я терял деньги каждый день - но не сдаваться же. Как мне удалось это заставить работать - в упор не помню. Там главная бага была в микропрограмме - время от времени при прерывании машинка забывала, откуда пришли. IP пропадало, и уходило в ноль. Ну я, наверно, ОС покурочил слегонца; в принципе-то можно было пообманывать, главное, не возвращаться на 0, и не запоминать такой статус.

Так что да...

А еще, народ стал разъезжаться интенсивно. Гриша уехал; праздновали его отъезд постановкой, в трех актах (я играл Гришу, с валенками через плечо, переплывая море). Волчегурский уехал. Цвеер уехал. Литманович уехал; мы у него купили кухонную мебель; до сих пор она там стоит в квартире в Рыбацком. Аришка с Шурой уехали. Лена Колотова уехала. Саша Гезенцвей уехал позже, в 91-м, но он у нас уже не работал. Когда Литмановичи уезжали, у них на дому была отвальная ("делаем лехаим"); и там был такой среди гостей Саша Кропп, который недавно тоже какой-то кооперацией занялся, и зарабатывал тыщу (рублей) в месяц. Выпив, он сидел на кровати, охватив голову руками, покачивался, и повторял: "тыща в месяц... тыща в месяц". Из скромности я не говорил ему, сколько зарабатываю; пусть человек порадуется тому, что у него есть.

Ну от так постепенно изменялось это все у нас. Ушла веселая культура, работать было не то чтобы не с кем, но без всех этих людей как-то шибко скучно. Кроме того, я полюбил деньги, и сказал начальству, что если я за год в среднем не выйду на 400 в месяц, то ухожу. В ответ я, конечно, услышал от Исака Матвеича, что последнее время у меня производительность низкая стала. Причем, т.к. источником компьютерных знаний для них был Оська, то там еще подразумевалось, что я по возрасту уже вышел в тираж, шутка в деле, почти сорок мужику, а он все еще пытается программировать.

Да мне-то чо; я посчитал, что у меня вышло за 89-й год; вышло примерно 350 в месяц, ну и все, как договаривались. Там я еще был конторе должен 2500 ссуды, которую мне давали на ЖСК (если б я поработал 5 лет, ее бы списали, но через 5 лет это было меньше одного доллара); ну отдал им эти деньги, ну и все. А, еще за мной числилось пара хороших книжек из библиотеки (по статистике книжки); взамен я принес что-то такое тоже хорошее - да того же Кернигана-Ричи. И на этом распрощался.

Контора без меня не пропала. Отдел потом отделился в отдельную лавочку; начальником стал Оська. Но до того свеженанятые инженера вполне сбацали вполне красивую писишную версию системы, с прекрасной графикой, ну и вообще. Все хорошо у них было. Инженеры потом ушли все; а оськина контора так и существует, где-то на Седьмой линии. До сих пор, Карл!

Аришка с Шурой раз приезжали в Питер, приходили в гости к нам на Миллионную. Сейчас они в Бостоне, и у них все отлично.


Волчегурский меня встречал в SFO, когда мы приехали сюда жить.

Литманович тоже приезжал в наши края, и мы виделись, у Волчегурского. А Гриша, он был у Волчегурского, но со мной разговаривать не стал. У него, кстати, все заебись как хорошо, наукой занимается; завидую.

Филя умер, не дожив до пятидесяти.

Исак Матвеич тоже в Израиль уехал; уже умер.

Леонид Григорьевич тоже умер. Он сюда приезжал, к дочери, и я подъезжал, и мы славно так посидели попили поболтали. А уж внучата у него каковы! Полный восторг.

Остальные персонажи в Раанановке - которая, среди наших, известна как деревня, куда все поселились. Некоторые из них со мной на фесбуке зафренжены, а некоторые как-то знать меня не желают. Жаль. Да и забыли уже давно. Это у меня память аномальная; а народ же бац - и забыл.