19 августа

19 августа 1991 года.

Рано утром по радио вместо обычных весёлых приколов и песен Цоя играют и рассказывают что-то заунывное. И ничего не говорят. Охренев от такого явления, звоню на радио. Там говорят: "Что, не знаете? Переворот же в Москве."

Бляа... Жена говорит: "ну всё". Бля... может, ещё не всё. Может, ещё справимся как-то. Бля...

Еду на работу в ААНИИ. Думаю. Около метро "Приморская" на каком-то заборе пишу мелом огромными буквами: "Долой хунту". Народ мимо ходит, глядит диковато. Да хер ли ж. Или-или.

С работы начинаю звонить всем знакомым дээсовцам (членам Демсоюза). Тишина. Никого нет. Бля... Где все?

По ящику Москва передаёт всякую дрянь, коммунистов и Чайковского. Чайковского я и раньше ненавидел. Питерское радио как-то ещё что-то рассказывает. Фидо... какое фидо, у меня модем даден "на время" мудаку Серёже Кацеву, который его отдал "на время" друзьям в Демос.

Приезжаю в кооператив. Все роятся, никто не работает. Пишу заявление Борису Аронычу на увольнение. Борис Ароныч, старый коммунист и конформист, говорит мне: "ГКЧП запрещает с сегодняшнего дня увольняться". Объяснил ему, куда надо посылать заявления ГКЧП. Борис Ароныч, видя, что ГКЧП в Москве, а я - вот он, и слишком, по его разумению, зол, заявление подписывает.

Еду домой. Слушать никакие новости вообще не хочется. Пытаюсь связаться с демократами. Идти на площадь где каким-то образом, с помощью камня и палки, пытаться остановить гипотетическую бронетехнику - не в моём вкусе, считаю это дебильным занятием - как и вообще тусоваться в какой-либо толпе.

Посмотрел чуток "пресс-конференцию", восемь этих мерзких придурков. Не выдержал, вырубил. Есть вещи, которые я знать не хочу.

20-е. У жены на работе лепят какие-то листовки. Съездил, взял файл, вернулся в ААНИИ, стал распечатывать на лазернике. Звоню опять демократам - никого нет! Где все? Отвёз листовки.

Народ вообще уже не очень-то верит в ГКЧП. Собчак вообще рулит. Собчак то, Собчак это. "Остановил Танки под Лугой". (По версии депутата Сунгурова, бывшего стукача, это Сунгуров поехал и остановил танки под Лугой.)

Танки остановились в Городце; один из них - у дачи родителей моей Ульянки. На даче как раз жила недавно освободившаяся Маргарита Климова. Маргарита сказала: это за ней опять приехали. Но из танка никто не выходил. Но на даче все сидели и ждали - сейчас придут, и неизвестно что. Расстреляют на месте или что. С отвращением и безразличием - характерым вообще для расстреливаемых.

21-е пропускаем. Это был уже карнавал - победители на картонных баррикадах на Исакиевской, пришедшие туда, верно, скорее с подначки песни Галича, чем по какой-либо реальной причине, праздновали триумф. Собчак отбирал власть у всяких мудаков, которые дрожащими голосами говорили: "Анатолий, Анатолий..." - забыв, а то и не помнив никогда, отчество Собчака (не буду напоминать его вам и я - если знаете, хорошо, нет - и Бог с вами).

22-го наши пошли брать Смольный. В подвале у какой-то железной двери спросили у коммунистов, а там, мол, что? -"Да так, лопаты, вёдра, песок на случай пожара".
Игорь Сошников постучал в дверь. Дверь отворилась, и экскурсантам открылась картина: Бункер Обкома. Бункер, из которого коммунисты-гебисты, в полной изоляции, могли (не очень, правда, понимаю, как) "управлять городом". Свет, что ли, отключать у тех, кто лотерейные билеты не покупает?

Ну вот и всё. Ельцин на танке. Горбачёв в Форосе. Гоша Урушадзе ему звонит и спрашивает о самочувствии.

Неплохо, в сущности, получилось. Жаль, не удержались в этом ключе. Жаль... Но всё равно.

(А про личное главное сегодняшнее событие писать не буду - это личное.)