Вообще, со сном была напряженка. Сначала, полночи, санкюлоты, в смысле, жилетжоны, скандировали какие-то лозунги в кафешке внизу, потом пробил джетлаг, и я час сидел тупил в компьютер, а потом снилась всякая чушь отрывками, последний совсем тоскливый, когда я во сне ходил на интервью в фесбук, потому что работы нигде не найти, ну и там эти блядские оптимисты рекрутеры, ну вы знаете это все. Грустные солдаты им не нужны. Ну да забыть.
Дождика нет, и теплее сегодня; пошли пешком в Малый Дворец (Тюильри) - это параллельно речке, через Лувр (где очереди никакой нету), через рынок в саду Тюильри, где куча всяких развлечений, глинтвейн, горки, ужасы, угощения, катание на коньках, катание в шарах на воде, и еда, еда, еда.
В Малом Дворце выставка (две... три?) и своя большая экспозиция.
Сначала Fernand Khnopf, странный, печальный фламандский символист; я совершенно ничего не понял и не оценил, вообще не люблю, когда все серое и мутное (если это не Моне), а у него только глазки резко. Так что я просвистал довольно быстро. А подруга останавливалась у каждого рисуночка, фотографировала, и надыбала кучу шедевров, которые мой глаз просто не заметил. На фотографиях-то все ясно видно. Да, ничо так.
Затем был LeQueue, рисовальщик конца 18-го - начала 19-го века. Он вообще-то хотел быть архитектором, но в архитекторы его никто не брал, а брали только в рисовальщики. Ну и то. У него был покровитель, двоюродный дядя, аббат; дядя его устроил рисовальщиком, но как только дядя помер, из рисовальщиков его уволили. Ну типа другим тоже нужно место. Он нарисовал кучу архитектурных эскизов, потом еще кучу смешных людей, голую женщину с мухой на груди, курьезные гениталии, все такое. На выставку ему удалось пробиться только раз. А потом его игнорировали; потом выперли на пенсию; он хотел продать свои рисунки, да никто не покупал. Тогда он плюнул на все, подарил всю свою коллекцию академии и вскоре помер. А теперь это ценнейшая коллекция, и теперь мы помним, кто такой LeQueue - а кто были те люди в академии, что не пускали его на выставки? А они все забыты.
Ну и основная экспозиция, два больших этажа. Вперемешку вставлены большие фотографии какой-то Жужу, каждая фотография имеет название "no title". Как называется эта фотография.
Не, ну это фигня; экспозиция огромная; там вам и куча амфор, и, вперемешку, Сислей, Ван Дейк, Рембрант в углу у окна, и еще куча всяких иностранцев; свои выставлены более так. Морис Дени, и тут же... нет, не Делакруа, а кто-то из той тусни, страстные все такие, кругом революция, желтые жилеты, красные плащи, сиськи революционерок, рабочие и колхозницы, и тут же иконы, русские да греческие, на одной стол, а на столе разложены головы мучеников, семь уже выставлены, а три еще на шеях, мученики в очереди стоят на усекновение, ждут встречи со Спасителем.
Так что мы в пятом часу оттуда вышли очумелые.
На улице теплынь уже. Сели в метро, потому что устали, доехали до наших краев, и пошли ж обедать наконец. Не, в музее-то мы хлебнули чайку да морковного супчику, в перерыве.
Обедали мы в le gai Moulin. Там все геи, исключая кота Бинуша. Нет, кот не гей. На меня он совершенно не обращал внимания, а терся о подругу, драл ее когтями, кусал. Котище огромный, больше нашей Зинки, а лапы как у собаки, и пушистый весь. Ну примерно как тот, что на демотиваторах. Я его пытался погладить, но он как-то не заинтересовался, пошел обратно к себе на стул спать.
Ели что, луковый суп, улиток (подруга; я не люблю улиток), и ромштекс. Мы уж и слово-то такое забыли, ромштекс. Вкусно! Поджарен был saignant, нас и не спрашивали. Вкусно! И соус хитрый, с таррагоном. Котяра, увидев, что тут мясо едят, пришел, сел с нами за стол, и стал рукой показывать, что ему подать. Я ему дал кусочек, он слопал, но официант сказал не надо, а то приучится к плохому; сказал коту allez! (надо же, с котом на вы), и кот удалился восвояси.
Вот, и мы, усталые но довольные, пошли домой, по дороге еще купив сыра морбье, воды (для чая, а то сенная вода жестковата), да вина, что ж за жизнь в Париже без вина, ту бутылку мы уже выпили.
Все на сегодня. С картинками фигня, не посылает пока. Потом.