juan_gandhi | Entries tagged with геология

Закат.

4-го октября 88-го года тот день мы с Левой и с Пыряевыми ехали на великах домой из Новгорода; проезжая мимо Бабина, я думал, ой блин, а народ там на дачах дурака валяет. У конторы, чуть не у всех, были какие-то "дачи" в Бабино, в дурацком лесу, на глинистой местности. Они там все трудились, по мне так без всякого смысла.

Той ночью, 4-го октября, в Бабино бы ужасный шторм, а т.к. половина деревьев повалена, то оставшиеся были вольны падать сами, и береза упала на палатку, где ночевала Эльвина Гургеновна. Ну и все, она погибла. Это и было начало распада.

Когда Эльвина Гургеновна погибла, у нее остался полубывший муж (она с ним уже вроде бы разъехалась) да дочь, замужем. Но наши коллеги решили, что нельзя бросать дело строительства дачи, и стали устраивать воскресники, ехали туда в Бабино и что-то там корчевали, таскали бревна, как Ленин, убирали ветки в угол - сами не зная, зачем это делают и для кого. Для мужа этого бывшего, который дельфинов в Севастополе мучал? Да блин. Не, я раз с ними съездил; моя роль там свелась к разведению костра (народ простой, необученный, костер развести не могли); ну и все.

Я к тому времени стал кооператором - меня взяли в кооператив Форт-Инфо. И, в общем-то, денег хватало, и конторская зарплата была мне как примерно сейчас университетская, на завтрак хватало.

В конторе появилась новая ЭВМ, СМ-1634, того же Северодонецкого завода, передовые технологии - замикропрограммированная. Кроме микропрограмм да нелепой Северодонецкой ОС (такой софт пишут ради диссертации), там ничего не было; и мне контора предложила шабашку - за 20 тыс поставить на нее нашу систему. Т.е. чо - сгенерировать вариант ДОС РВ (все сорсы у нас были), и раскрутить все эти наши хренации (ну, драйверы, например). Я в помощь позвал Филю и Иру. Звал было и Литмановича, но тот поставил условие - он с нами будет работать, если будет всем руководить. Извини, Саша, но представитель кооператива я, а не ты. Не выйдет, короче. Да и смешно.

Ну этот трах с 1634 продолжался долго, а т.к. договор был подряда, то я терял деньги каждый день - но не сдаваться же. Как мне удалось это заставить работать - в упор не помню. Там главная бага была в микропрограмме - время от времени при прерывании машинка забывала, откуда пришли. IP пропадало, и уходило в ноль. Ну я, наверно, ОС покурочил слегонца; в принципе-то можно было пообманывать, главное, не возвращаться на 0, и не запоминать такой статус.

Так что да...

А еще, народ стал разъезжаться интенсивно. Гриша уехал; праздновали его отъезд постановкой, в трех актах (я играл Гришу, с валенками через плечо, переплывая море). Волчегурский уехал. Цвеер уехал. Литманович уехал; мы у него купили кухонную мебель; до сих пор она там стоит в квартире в Рыбацком. Аришка с Шурой уехали. Лена Колотова уехала. Саша Гезенцвей уехал позже, в 91-м, но он у нас уже не работал. Когда Литмановичи уезжали, у них на дому была отвальная ("делаем лехаим"); и там был такой среди гостей Саша Кропп, который недавно тоже какой-то кооперацией занялся, и зарабатывал тыщу (рублей) в месяц. Выпив, он сидел на кровати, охватив голову руками, покачивался, и повторял: "тыща в месяц... тыща в месяц". Из скромности я не говорил ему, сколько зарабатываю; пусть человек порадуется тому, что у него есть.

Ну от так постепенно изменялось это все у нас. Ушла веселая культура, работать было не то чтобы не с кем, но без всех этих людей как-то шибко скучно. Кроме того, я полюбил деньги, и сказал начальству, что если я за год в среднем не выйду на 400 в месяц, то ухожу. В ответ я, конечно, услышал от Исака Матвеича, что последнее время у меня производительность низкая стала. Причем, т.к. источником компьютерных знаний для них был Оська, то там еще подразумевалось, что я по возрасту уже вышел в тираж, шутка в деле, почти сорок мужику, а он все еще пытается программировать.

Да мне-то чо; я посчитал, что у меня вышло за 89-й год; вышло примерно 350 в месяц, ну и все, как договаривались. Там я еще был конторе должен 2500 ссуды, которую мне давали на ЖСК (если б я поработал 5 лет, ее бы списали, но через 5 лет это было меньше одного доллара); ну отдал им эти деньги, ну и все. А, еще за мной числилось пара хороших книжек из библиотеки (по статистике книжки); взамен я принес что-то такое тоже хорошее - да того же Кернигана-Ричи. И на этом распрощался.

Контора без меня не пропала. Отдел потом отделился в отдельную лавочку; начальником стал Оська. Но до того свеженанятые инженера вполне сбацали вполне красивую писишную версию системы, с прекрасной графикой, ну и вообще. Все хорошо у них было. Инженеры потом ушли все; а оськина контора так и существует, где-то на Седьмой линии. До сих пор, Карл!

Аришка с Шурой раз приезжали в Питер, приходили в гости к нам на Миллионную. Сейчас они в Бостоне, и у них все отлично.

Волчегурский меня встречал в SFO, когда мы приехали сюда жить.

Литманович тоже приезжал в наши края, и мы виделись, у Волчегурского. А Гриша, он был у Волчегурского, но со мной разговаривать не стал. У него, кстати, все заебись как хорошо, наукой занимается; завидую.

Филя умер, не дожив до пятидесяти.

Исак Матвеич тоже в Израиль уехал; уже умер.

Леонид Григорьевич тоже умер. Он сюда приезжал, к дочери, и я подъезжал, и мы славно так посидели попили поболтали. А уж внучата у него каковы! Полный восторг.

Остальные персонажи в Раанановке - которая, среди наших, известна как деревня, куда все поселились. Некоторые из них со мной на фесбуке зафренжены, а некоторые как-то знать меня не желают. Жаль. Да и забыли уже давно. Это у меня память аномальная; а народ же бац - и забыл.

Кадры, кадры. Мы когда вышли на вполне такую успешную прямую, когда система внедрялась и там, и там, то начальство решило, что надо еще нанимать. А надо ли было? У нас была прекрасная команда, Наташа, Арина, Валя, Оля, Ира, Саша, еще Саша, Гриша, Лева, ну и хватит вроде бы. Юра пришел и ушел (я его); но нет, надо нанимать.

Саша Гезенцвей у нас был как бы мерцающий сотрудник. Он и пришел легко - интервью продолжалось всю длину коридора, от входа до машинного зала; мне сразу стало ясно, что да, профессионал, окей. Ну он чисто культурный вклад внес классный, конечно, а вот насчет продукта я уже что-то не припомню. Нам понадобилась (геологам) база данных, и он да, наваял базу данных имени Платонова; вычурная как текст Платонова, сетевая база данных. Геологи ни хрена не могли понять, как там и что, и куда лошадь запрягать. Тогда я тоже взял да навалял базу данных имени Маршака, реляционную, все примитивно до ужаса; инструкция представляла собой узкую бумажку шириной 5 см и длиной15 - там и cli, и api (иные геологи могли и на фортране); ну, в соревнованиях, как вы понимаете, побеждает всегда примитив.

Потом Саша уволился, пошел в частные фотографы; его жизнь была интересной и художественной. Потом, когда "разрешили индивидуальное предпринимательство", частных фотографов прижали, и ему пришлось вернуться в инженеры. Но эта работа его уже не интересовала, он проводил дни на Ленфильме, и я его уволил, со вздохом. Не, чисто по-человечески все нормально, я потом же был кооператором, и спонсировал раз его выставку, ну и т.д. А потом же он зафигачил важный сайт za-granizza, но это уже много позже, и в Чикаго. Саша уезжать не хотел, говорил, мол, пошли они, мне здесь нравится. Но жизнь есть жизнь, и он уехал, в 91-м, по-моему. Позже всех.

Он был, мне кажется, последним нанятым мной профессионалом. Дальше, хотя мы и разработали аж вопросник (или это опросник?), как важная контора, где человек должен был перевести два предложения на английском (второе было из Шекспира, A heauie svmmons lyes like lead vpon me), потом примитивный линейный диффур второго порядка, и что-то из программирования. Карго-культ, короче.

Шахманский успешно этот тест прошел, и был нанят. Пользы от него на производстве было ровно ноль, но зато я с изумлением наблюдал, как Шахманский чуть ли не мгновенно выучил английский (а немецкий он уже знал).

Приходил Рувим Гуревич, выдающийся математик. Но я его не взял, потому что ведь он же не программист. И еще какую-то не взял, сестру начальника одного моего приятеля, потому что, кроме того, что сестра, у нее не было никаких профессиональных достоинств.

Еще пришел и Андрей Петрович. Для Андрея Петровича у меня была вполне конкретная задача - статистическая обработка данных, и чуть ли не машинный лернинг. Но Андрей Петрович и работа - антагонисты, как пробиотик и антибиотик. Тем более, что у нас завелись Персональные Компьютеры.

Это уже настала пора Совместных Предприятий, и СП "Диалог" ("советско-американское") продало нам за 80 советских тысяч две писишки, AT. В конторе эта операция шла под лозунгом "какое программное обеспечение покупают у нас американцы". Это Леонид Григорьевич организовал покупку этой хрени, но задвигал его под тем предлогом, что мы вот сейчас перепишем наш код на писи и продадим тому же "Диалогу". "Диалог" относился к Минсреднемашу, т.е. к атомщикам. У меня там тоже были какие-то связи (они мне поставляли драйверы, а я их адаптировал к архитектуре СМ-1), так что чуть ли не все свои. Ну вот; я осваивал писи, и язык Си, который тут же начал преподавать коллегам - да, по Кернигану и Ричи! Прекраснейшая книга! - а также пытался понять, а вообще там операционная система есть, или чо? В качестве альтернативы МСДОС была Windows-1. Полное уебище, никакого реального времени, и ребята, а как на этом программируют-то? Ну потом много лет я убеждался, что никак. Потом я и Петцольда проштудировал, и "главный цикл" у меня в программе был - но это все потом.

А тогда Андрею Петровичу обязательно понадобился компьютер, чтобы ну что-то там типа задач решать. На самом деле он сидел играл в игрушки (бокорезы эти всякие), а Лев с Шахманским смотрели сзади, как он играет, и комментировали типа "он сейчас умрет!", а Андрей Петрович, как настоящий шизофреник, воспринимал это так, что о нем речь - и жаловался мне потом, что Лев и Игорь насмехаются над его плохим здоровьем.

Ну и еще приходил интервьюироваться Оська, сын Леонида Григорьевича. Тест он не прошел, а текст Шекспира вернул мне исправленным. Тем не менее его, конечно, наняли. Так-то понятно, что его наняли, чтобы заменить меня. Но мне было все это абсолютно пофиг. Оське отвели отдельное помещение, загнали к нему кого-то - Шахманского точно, и Льва, и он еще кого-то понанимал. И типа он взялся делать версию для писи. У него это так никогда и не получилось, поэтому, когда я ушел, наняли каких-то таки грамотных ребят из ящика (СССР тогда встал на мирные рельсы, и на нашего брата нефтяника был спрос, а на производителя средств убийства людей - поменьше.

Оська завел американские порядки. У него на столе стояла картонная надпись; на одной стороне "I AM BUSY", а на другой "LOOK AT ME". Второе долженствовало обозначать, что босс доступен для общения, и можно его отвлекать от мудрых важных мыслей. Правда, ни Лев, ни Шахманский не знали, зачем бы они стали этого важного идиота отвлекать от его мудрых мыслей; они только со смехом пересказывали мне все это. Оська же рассказывал менеджменту, мол, Патрышев избаловал инженеров. Мне-то эти слова грели душу; я и тогда считал, и сейчас считаю, что был излишне груб и капризен; так что спасибо Иосифу Леонидовичу на добром слове, конечно. Он, кстати, и по сю пору руководит этим почтенным предприятием. Ну что, человек из тех, кто всегда знает, как надо. А я вот никогда не знаю; может быть, так надо, а может быть, так, а может быть, и никак вообще не надо. Жизнь покажет. Не знаю. Не уверен.

Про разные места.

Контора наша была на 12 линии, дом 13. Иногда мне это место снится, обычно я летаю, и влетаю на балкон на самом верхнем этаже. Хотя балкон у нас был на четвертом этаже. Балконы, точнее - их было два.

А внизу была жизнь василеостровская. На стене, во дворе, где-то на высоте метров пять-шесть, вдруг появились фамилии, "Сидиков, Монзиков". А потом еще мелом где-то внизу - "Сидя". Это тоже про Сидикова. Этих двух хулиганов мне как-то довелось встретить, два таких шестикласника развеселых. Я их пригласил к нам в контору, играть в разные игры (в-основном в "звездные войны", которые я же и имплементировал); ну они и тих сидели у нас вечерами. Дядя Саша, вахтер, возражал - но я ж никого не слушал.

Потом они окончили восьмой класс - и бац, пошли работать на завод. Ну прямо как Англия, 19-й век, чесслово. Мне так жалко было пацанов.

Не так давно я на фесбуке нашел Монзикова; зафрендились. Но это был не тот, это был его брат. А сам Монзиков пошел в менты... ну и... короче, эх, как все быстро течет.

Тем двором мы ходили регулярно. Раз идем - Коля, Филя, Аришка, я, еще там народ. Аришка такая, подначивает, мол, ты, Филя, все время хвастаешься, а в реале не демонстрируешь. А ты, Вова (я тогда был Вовой для коллег, а для начальства - Владимиром Николаевичем (далеко еще?)), говорил, что можешь руками голубя поймать - ну вот они, голуби, лови (hic salta). Ну чо, ну поймал. Голуби же глупей кур. После чего Аришка как-то подкрутила фитилек.

Ну это фигня, это просто рецидивы памяти.

А раз мы в Нижневартовск ездили, такой нелепый город на Оби. Валера, Гриша. Ну поражает, конечно, альтернативная Россия. Когда вот стоишь ты, ждешь автобуса. Мамашка на остановке пеняет дочке: "если ты, блядь, будешь себя плохо вести, я тебе руки поотрываю". Подходит автобус. Все ломятся. Меня отпихивают нахер в сторону. Я в автобус не попадаю. Причем, и народу-то мало, и автобус полупустой, и не сказать, что я особо интеллигент. А вот.

Окрестность Вартовска - это ой. Нефтяные озера. Нефтяные ручьи. Если сравнить вот с Беларусью. В Беларуси все АККУРАТНЕНЬКО. Все в порядочке. А тут - какие-то оккупанты нах. Хантов и мансей загнали если не в резервации, так в глушь лесотундры. И вот, добывают. Бля. Ханты с мансями болеют, потому что ловят рыбу в Оби, а рыба там вся больная, у нее опистерхоз (называемый там "эпистерхоз"), у местных тоже опистерхоз (это черви в печени); они снимают боль водкой, а водку им не продают...

На обратном пути мы заехали к бурмастеру в гости, у него в Вартовске тоже квартира. Пили коньяк, слушали Высоцкого. Высоцкий такой говорит - "у меня есть друг, Юра Манин, математик..." Чо?! Он Юрия Ивановича знает?! Который писал однажды - "хотите увидеть четырехмерное проективное пространство? Выгляните ночью в окно, посмотрите на небо..."

Эх.

Потом мы еще с Волчегурским ездили; торчали на буровой. Среди лесотундры. Ближайшее культурное место - еще буровая, в трех километрах, по грунтовке. Мы с Волчегурским раз туда ходили, чисто от нефиг делать, шли, пели песню, которой меня Волчегурский меня научил - "по аллеям тенистого парка с пионером гуляла вдова..."

А так что, ну вот зайдешь ты в лесотундру (тайгой эту поросль назвать язык не поворачивается). Кусты, ручейки нефти... грустно, блин.

Буровая в такой глуши, что телевизор вообще ничего не ловит, когда ЭВМ включена. Он тогда ловит содержимое дисплея. Beats me, how. Я не электронщик. Я тыкал пальчиком в клавиатуру.

Бурят вообще там очень интенсивно. Люди работают. Это надо посмотреть. Ни минуты на разгильдяйство. Все заняты, все шуршит. Но...

Да ладно. Вот еще Новый Уренгой тоже. Мы туда с Ирой ездили. Ну... ну вот летишь до Сургута. Потом ночь на поезде. Выходишь посреди тундры. Снег. Пусто. Ну мы типа знаем, куда идти; а снег не глубокий. По азимуту. Пара километров - и ты на буровой, на сверхглубокой.

Солидное такое заведение, сверхглубокая. Удобные вагончики, детсад, бассейн; буровая внутри помещения; отдельное помещение, двухэтажное, где наша ЭВМ. К нам приставили, "сотрудничать", жену начальника, Клавдию Васильевну. No shit, если вы помните "День Нептуна", там вот эта вот, и ведет себя точно так же. "Постой, Нептун! Ведь ты мужчина! Ты женщине дорогу уступи!" - вот все такое. Вот она так покровительственно с нами. А мы с ней с ирониею.

Конечно, систему-то мы подемонстрировали, но бурить там нечего было. Их буровая по большей части поломата была. А последний раз, пока чинили. один мужик заглянул в бездну, а тут как раз сверху колонну опускали. Так что его голова теперь на глубине 7500 лежит. А остальное похоронили.

Я, правда, не успел особо там поразбираться - меня какой-то грипп схватил, и я лежал в вагончике, Ира мне чай носила, а я все что мог - это заучивать Северянина. "Она читает зимой евангелие", "Из лепестков цветущих розово-белых яблонь", "Она идет тропинкой в гору"... Говорил ли я, что Северянин, после Мандельштама, мой самый любимый поэт?

Короче, как я оклемался, так мы поехали обратно, через Новый Уренгой, где в аэропорту никаких билетов не было, кроме как до Минска, и мы полетели в Минск. Потому что в Сибири первейшее желание - how the fuck do I get the fuck out of here?! Ну там ночь в аэропорту, похожем на ангар. Да пофиг. Мы в Европе!

Все, больше я в Сибири не был, и, надеюсь, никогда не буду.

Когда я ходил в библиотеку, я не только категорную да топосную литературу читал, но иногда и какую-нибудь хрень вроде Datamation; и все больше видел, как микропроцессоры наступают - кто двухбитный, кто четырехбитный, а кто и восьми. Так я поизучал вопрос, и сделал на работе доклад про этот прогресс (мол, пора уже прекращать самопал паять для управления приборами); и собралась как-то толпа народу, и все меня слушали (почему-то). Но это не моя область была; моя - программирование. Так что я просто ознакомился и поделился.

Вот; а в 87-м году перестройки еще не было, и гласности не было, а было ускорение и борьба с алкоголем. Но какие-то вольные ветры немножко задували уже. Вдруг в киосках Союзпечати появился журнал Сцаентифик Американ, в переводе. И тот номер, что я купил, был посвящен языкам программирования. Хотя я си и интересовался, но не очень (потом, правда, преподавал его на работе); но там были всякие разные языки, ада, лисп, паскаль, симула, смолток, форт. Из всех этих языков меня поразил форт. Вот этой строчкой кода:

10 0 DO ." *" LOOP

- печатает десять звездочек. Это соответствовало моим вкусам в области программирования; и я влюбился, с первой строчки, в этот язык. Стал искать всякие источники, осваивать потихонечку. А тут прихожу как-то раз на матмех (они уже давно были в Темяшкино), а там Слава Кириллин да Коля Ноздрунов мне говорят - ха, мы тоже на форте пишем! Фигасе! И тут я стал с ними сотрудничать. Началось с того, что взял у них сорсы (и их, и американские какие-то), и забацал имплементацию для наших М6000 да СМ-1 (разницы нету). Ну чо, все так бодро чирикает. Лев тоже оценил и врубился. И Юра Фрадкин (Юра вообще талантище, но немножко слишком, для меня, без царя в голове был).

И вот мы переписали кусочки (верхний уровень) нашей системы на форт. Почему? Да потому что на фортране все время там что-то перелопачивать надо - компиляция, линковка, загрузка... Ха, загрузка. Это ж уже мы с Филатовым сделали "сетку"! Соединили два компа, точнее, я нарисовал спек, что мне надо от этой коннекции; Филя с Литмановичем эту плату имплементировали - и вот, у нас уже была система: на девелоперском компе мы разрабатываем, билдим - а деплоим на тестовый комп, где наши "математики" тестирую наш код. Ну и вот; а если форт - так можно прямо зайти в репл... щас, как? А вот так: на пульте набираешь мой телефон, и комп соображает, что мы в диалоговом режиме теперь, и можно куролесить. Ну заодно я написал "системную лопату" - которая лазила везде, в любую программу, независимо от ее состояния, работает ли она, в свопе ли она, или еще не запускалась вообще - на форту же, все делается тяп-ляп - и готово. Что интересно, хардверщики наши тоже моментально в форт врубились. А программисты - не. Для них обратная польская запись была - как иврит для гоя.

Ну и вот, и теперь можно было ехать куда угодно с системой, и, если что, ее поправить, или поанализировать поведение, или просто поотлаживать. Потому что форт внутре.

Ну и хардвер тоже всякий пошел. Вот Ира к нам пришла работать... Ира классная; ее единственный недостаток - что она замужем за Осей, сыном Леонида Григорьевича. Сын-то, ну как, много факторов. С одной стороны, он туповат был; с другой стороны, он мне впарил идею, что фокусироваться теперь надо на персоналки. Так что разные факторы, как у Платонова в степи.

Не, вот эти туповатые кибернетики, они меня доставали. Тот же Ося все лез с мудрыми советами, как нам данные сглаживать. Типа вы, ребята, должны использовать фильтр Калмана-Бьюси. Это он потому что понятия не имел о характере данных. С таким же успехом можно этим фильтром сглаживать роман Толстого "Война и Мир" или картину Кандинского номер девять. Вот мы бурим, да. Вот мы на глубине X. Что сведения о последнем пробуренном метре могут сказать о том, что лежит ниже? Между ними - сотни тысяч лет отложений. Они не связаны. И всегда мы можем внезапно от слоя соли перейти в слой глины. Внезапно. А после него (глина - покрышка) в озеро нефти. А сглаживать - это чо, смесь соли с глиной? Раствор глины в нефти? Это от невежества такие верования бывают.

Ну вот; так что мы с Сашей Цвеером, в общем-то, посылали этих теоретиков. Наш алгоритм сглаживания и детектирования ситуаций Саша где-то надыбал, имплементировал, и мы его так и использовали, универсальный. Ну я тут не буду рассказывать, оно не совсем тривиально это все.

Вот, а Ире была дадена задача "разработать эмулятор". Эмулятор буровой установки, вместе с эмулятором проходки, на 580-м чипе, с самопальным монитором, самопальной клавиатурой, самопальной связью с СМ-1 (имитация датчиков). А на чем писать-то? А на ассемблере 580-го, на чем еще. Надо же "эффективно". Ну вот, и даден был ей год. Ира 11 месяцев протрахалась, уже научилась компилировать и загружать код. При всем моем сочувствии, в этом было что-то не то. При том, у нее же ребенок был (сейчас в Джетбрейне работает), который болел, ну и т.д. Короче, первого декабря я сказал, ну Ира, ну все, я беру это на себя.

Оставался месяц, да. За три недели мы со Львом сбацали к этому хардверу форт и как бы драйверы; оставалась неделя. Вот за эту неделю я и нарисовал весь эмулятор. А чо, что там писать-то? Ну интерпретатор формул, в реальном времени разворачивающий процессы, и ловящий всякие кнопки, типа "давай сейчас делаем выброс или фонтан". И мониторчик - но на форте же, делов-то.

Так у нас с Левой появился универсальный компилятор форта. Это он в-основном сдизайнил и написал. Я чуть содействовал; а Юра Фрадкин ловил наши многочисленные баги.

Ну короче, классно. Потом эти наши форты и кормили нас, примерно до 1994-го года.

Ну вот, и настал 1986-й год. Представьте, в начале 86-го мы и не знали, что это вообще за год будет. Комету уже забыли; сидели работали, у нас было все хорошо. В середине апреля я поехал в Речицу на очередные испытания. К тому времени я был большой любитель правильной езды в командировку. С собой брал чайничек, чтобы не у проводника брать его химикаты, а самому заваривать; от проводника только кипяток, и то, если в нашем вагоне нету, так можно в другом взять.

Мы поехали с Колей Акимовым и с Филатовым. А еще я взял велосипед. К тому времени я стал завзятым велосипедистом; попробовав годик погонять на "Чемпионе", который мне давал на время Вова Чернов, наш же коллега, и муж Валентины Юрьевны, я уже понял, что не могу без велика, как Ватсон без трубки, и купил себе велик на велорынке, 70 рублей стоил. На трубках, да. Трубки у меня регулярно прокалывались, но я насобачился их чинить - разрежешь лезвием, заклеишь, потом зашиваешь, и клеем, и все норм.

Вот, и я погрузил свой велик в отсек для багажа (мы ж в купейном ехали, чо), и с комфортом так.

Вообще моя идея была поехать посмотреть фрески Исачёва в Мозыре (или в Бобруйске? Нет, в Мозыре).

Так что в один прекрасный выходной я сел да попилил по Беларуси. Ну что, дороги ж там прекрасные, и водители тоже. Но почему-то я странным образом себя сдерживал от шальной мысли - свернуть в последний момент под какой-нибудь встречный МАЗ - и закончить все это, быстро и легко. Стоило каких-то трудов уговаривать себя, что не. Не. И нет, это не выглядело как желание покончить с собой. Это было желание покончить со всем этим. Ну как бы поднадоело все. Но не, уговорил.

Приезжаю это в Мозырь, заявляюсь в церковь. А там бабка, и бабка меня не пускает! Говорит, в велоштанах в церковь не положено! Да бля. Ну вот чо. Да ничо. Так я и не посмотрел на фрески Исачёва. (Впрочем, сейчас-то я Исачёва квалифицирую как голимую попсу - но тогда все говорили ему "вау"). К тому времени Исачёв как раз умер. Ну не будем, ладно.

Так что вернулся впустую.

А 22 апреля приезжаю такой на буровую - тишина. Буровая стоит. Что такое? А у нас лимиты на электричество кончились. Бля, а мы ж испытания не закончили, нам еще три дня. Стал звонить местному начальству. А хер там. 22 апреля, День Рождения Ленина. Все эти бляди стоят у памятника и Возлагают Цветы. Ни до кого не достучаться. Ну стал звонить в Питер. Там Исак Матвеевич шухер поднял, позвонили в Мингео; из Мингео позвонили в Минэнерго; короче, когда эти бляди возложили все цветы и допели "Ленин Всегда Живой", у нас уже было электричество, и мы продолжили наши испытания.

25-е был последний день испытаний; Филатов то ли слегонца пьян был, то ли чо; короче, наша система говорит, мол, для оптимальности нужно 110 оборотов в минуту и нагрузку на долото 41 тонну. Это, конечно, все как-то слишком - но программа считает, что нет. Ну и Филатов бурмастеру такой - ну чо, давай! Мастер тоже был подвыпивши, и разрешил это дело. Буровая (125 тонн, не забываем) вся такая затряслась, как будто у нее оргазм, с диким грохотом (как море Чёрное к изголовью) - бубум-бубум! Мы так секунд десять побурили - и прекратили эксперимент. Нахуй-нахуй, сказал бурмастер. Но опыт получили. Получили, да.

Короче, на этом наши испытания завершились, и на следующее утро мы на электричке в Гомель. Ну или там дизель, а не электричка, не помню уже.

Ну и вот у меня велосипед с собой; можно по Гомелю поездить (там красивый берег, и вообще ничо такой город; рынок тоже занятный) - а мне лень. Лень! И я четыре часа просидел в зале ожидания вокзала, читая книжку. Думаю, так я типа спасся. Потому что в то утро больше всего и выпадало радиоактивных осадков. Если б я ими там надышался, за четыре часа, я б тут уже давно ничего не писал. Как Рома Пронюк.

Ну и вот, и приезжаем вы в Питер; на следующий день на работе Коля Виноградов задвигает байки, мол, слышали, по Бибиси говорят, какой-то взрыв на атомной электростанции.

Я много лет думал, что был соучастником этого советского бардака, что требовал энергию, и был отложен ремонт, и т.д. Нет, я тут ни при чем; выяснил постепенно. Но ощущение ответственности как-то осталось.

К концу мая в общем-то все уже начали понимать масштабы - и наш профсоюз, или, наверно, наше КБ, вытащило всех детей сотрудников Речицкого отделения, в наш пионерлагерь "Чайка". Речицкие родители отнеслись к этому с пониманием и энтузиазмом (что вообще-то для них редкое явление; обычно тупизна зашкаливала - с нашей точки зрения). Детей привезли; тут же в баню на Дегтярной - т.к. на вокзалах везде были блок-посты, всех меряли на радиацию. На Мытнинской у них отобрали сандалики, а у некоторых и майки. Ну и там дезактивация, с каким-нибудь дегтярным мылом, вы ж понимаете. Короче, шок у детей; они-то думали (и им по телевизору говорили), что все под контролем.

В лагере "Чайка" им тоже не то чтобы понравилось. Во-первых, нет борща в меню. Во-вторых, заставляют бегать босиком на озеро, и там купаться. Так что пошли письма родителям, с жалобами. Меня отправили в лагерь разбираться. Ну что, я там нашел Асю (а она большая фанатка была этого лагеря); с Асей договорились, что она возьмет шефство над речицкими (да она уже там подружилась с некоторыми); поговорил и с речицкими детьми. Ну вот им все тут чуждо было.

Ну и стали поодиночке приезжать родители и забирать своих детушек. Последним приехал Рома Пронюк; он забрал не только Машу, но и всех оставшихся детей. Ну что ж. Родители, это их право. Если они хотят... Я проводил их; на прощание угостил всех мороженым в мороженице. Что ж поделаешь.

Наши туда, в Речицу, все равно ездили; возили из нашей гражданской обороны приборы ДП-5. В Речице их вскоре отбирала гебня. Что интересно - а гебня-то откуда знала? А им кто-то из этих идиотов доносил же.

В конце июня где-то решило начальство отправить туда в командировку Наталью Ивановну. Я тут взбеленился. Вы чо, сорокалетнюю женщину отправлять в радиоактивную зону? А если у нее потом будет рак, это кто будет отвечать? Ну и поехал я вместо нее.

В Речице уже народ как бы что-то понимал. Все знали, что вдоль Днепра, в кустах, полно дохлых птиц. Что радиация. Прибор как раз был у нас, и мы померяли везде; самое радиоактивное было - низ штанов Ромы Пронюка. Потому что он все выходные на даче проводил. Говорил - "землянику я сам ем и детей кормлю". Через несколько лет Рома умер от рака. Дети вроде бы нет.

Нет, не особо-то понимали. Их там отправляли в колхоз, в Хойницкий район, сено убирать. На мой вопрос - а не охуели ли вы, отвечали - "кто-то же должен это делать!" И там когда главный инженер Малин уехал к себе на историческую родину в Подмосковье, с семьей, его шибко осуждали, как предателя полигона, или что-то такое.

На полигоне начальник был человек умный и деловой. Там регулярно бульдозером сгребали небольшой верхний слой почвы, так что в общем-то ничего так уровень был. Ну 300. А в лесу уже тыща (забыл чего, микроретген в час?). Я там, увидев спелую рябинку, хотел сорвать ягодку. Меня остановили коллеги.

Ну и вот так вот. Ну я-то ладно, соблюдал. А потом после меня ездил Лев Михайлович; я думал, ну чо, физик, знает, как с радиацией дело иметь. А он бегом бегал от гостиницы до полигона, по обочине дороги. Ну Лёва, ну! Впрочем, ему от этого ничего не было.

В Питере мы тоже все меряли. Самое радиоактивное в Питере было - бороды у бородатых, да подоконники.

В августе у меня был отпуск; я в этот отпуск поехал попрограммировать по контракту, в Новороссийск. Там я жил один в гостиничном номере (редчайшее, по советским стандартам, явление), и работал в офисе с видом на бухту (не на Цемесскую, та дальше). Программировал на PL/I, ну и все такое. Для меня это был отпуск. Утром на пляже, читал документацию и планировал код; потом обед, офис, работа. Вечером шел от офиса в гостиницу, вдоль набережной, мимо пирсов, где стояли туристические суда (cruise liners). Т.к. софтяру я забацал быстро, и все у меня было готово, зашел раз на морвокзал, посмотреть, не покататься ли мне по Черному морю.

Там стоял такой красивый, кремовый такой, пароход. На палубе стояли толстые важные тетки; выпятив губу, смотрели на меня сверху вниз. И я понял, что с этой шушерой мне совершенно не по дороге. Махнул рукой, сказав - этот пароход мне нахер не нужен.

Пришел в гостиницу, включил бибиси на приемнике, постирал белые штаны (я их каждый день стирал), сбацал какую-то еду. Тут поднялся штормяга, ветром захлопнуло окно, оторвало антенну от приемника (я использовал телевизионную).

А утром в гостиницу стали поступать первые спасшиеся. С остановившимся взглядом, смотрящим куда-то поверх, на горизонт; босиком, вымазанные в краске. Толстых теток не было; спасшиеся были все здоровые молодые люди. Теток не было.

Вот эти два случая сильно изменили мой менталитет. Мне стало как-то стыдно своей нахрапистости. Как-то с тех пор я стараюсь, действительно, избегать последствий действий. Конечно, мое махание рукой не приводит к гибели сотен людей - но в душе-то именно так. Ты махнул рукой, а они умерли. Вот и стараюсь с тех пор скорее молиться, мысленно, за здравие. Не помогает, конечно. Не помогает.

Ну теперь 85-й год.

Мы к тому времени уже так широко простирали руки в дела человеческие. Наши ездили в Казахстан на буровую, инсталлировать нашу систему. Там наших кормили пловом, с рук хозяина. Слава те господи, я туда не попал, потому что чо, потому что я б не взял с рук.

Другое дело Полтавская область; ох! Это ж такая красотища, холмы, rolling hills, как в Кентуках (и под Петалумой). И памятник Сковороде; ему я тоже поклонился. Но был я тогда в командировке меньше суток - что-то спешил очень тогда. Киев-Полтава-буровая, пофиксил систему, заночевал в вагончике, утром обратно. Обычно, конечно, надольше ездил.

Зато появились какие-то потенциальные то ли конкуренты, то ли смежники. Петя, высокомерный кандидат наук из Керосинки (так "Губкина" московского кличут) - он такой нарисовал программу, чтобы наклонное бурение визуализировать, и хотел нам помочь наклонное визуализировать тож, а то ж мы такие лохи, бурильщики-технологи, в науке не понимаем. Хотя к тому времени моя жена уже запрограммировала эту визуализацию, все три проекции. Что у нас народ с матмеха, это мы не рекламировали как-то, но было дело.

Петя показывал мне на экране проекции, а я спрашивал, почему у него отклонители такие борзые, что бурильная колонна (он ее, наверно, в жизни не видал) вдруг резко (не гладко) идет вверх, потом опять переламывается и идет вниз? А, говорит, это у меня реальные данные с реальной буровой. Ну, Петя, хуевые у тебя данные. Ну понятно, мы для него лохи, а он для нас. Обычное дело в практике программирования.

В Твери (этот город имел какое-то советское название, но я его успешно уже забыл) тоже были какие-то конкуренты, якобы. Как и в случае с Петей, их конкурентоспособность заключалась в относительной близости к Москве и министерствам. Они изготовляли систему для анализа каротажа.

Что такое каротаж - это сбор данных вдоль скважины. Вы опускаете какой-нибудь прибор и измеряете что-нибудь, например, магнитное поле. Я в этом не разбираюсь, но записать в базу данные такого рода - да нет проблем. Ха, кстати, о базе. Ну ладно, потом.

Ну и вот, и эти люди, в тверском НИИ, стали все это дело программировать. На ассемблере, конечно, потому что они же крутые. Но как же все это программировать, если нету Операционной Системы? А ее не было, такой, чтобы их удовлетворяла. И они стали писать ОС. Назвали ее ОСКАР - "операционная система для каротажа". Понятно, что следующие пять или даже десять лет они будут писать эту "операционную систему", в процессе меняя концепции и защищая диссертации.

Над нами эти тверские учоные смеялись. Ишь, мол, выдумали, на фортране писать систему реального времени. У вас же, говорили они мне, ЭВМ постоянно занята вычислениями, "фортран же медленный". А чем она должна быть занята, недоуменно спрашивал я? Простаивать в таймаутах? Но они в ответ лишь качали головой. Что наша система уже работала если не во всех, то в некоторых уголках СССР, для них это было не аргумент. Лохи же программировали. На фортране, ха-ха-ха.

Таких учоных я встречал и встречаю всю жизнь. Сейчас у них вместо ассемблера С++ и, извините, Хаскель.

Впрочем, как мне тогда было пох, так и сейчас. Раньше я только смеялся циничнее.

В 1985-м нам обещали комету Галлея. У нас в Питере ее было не посмотреть; надо было ехать поюжнее и глядеть на нее в ранние утренние часы. Мне было что-то любопытно; поглядеть на нее и попытаться понять, чем нам эта комета грозит (неужели в СССР что-нибудь изменится? Амальрику я не верил, да и 1984-й уже прошел). Самое подходящее место была как раз наша буровая в Речице; вот я и поехал. Ну там, опять же испытания; у нас в Речице все время были испытания второй очереди системы. К тому времени доставка "очереди системы" была совершенно тривиальным действием - берешь бобину ленты и везешь. При этом еще я где-то за мои драйверы наменял маленьких бобин, удобно в портфеле. Да и у нас в конторе наш механик Юра насобачился изготовлять маленькие бобины. Так что таскать большие хренации не было нужды. Ну вот, и я поехал, и Филя поехал (в смысле, Филатов), и потом еще наши подъехали.

Шура, например, с женой, балериной, и с ребенком, и с Аришкой заодно. Шура, т.к. назарабатывал денег у себя там в Магадане, так он купил машину, и припилил на машине, вот, с пассажирами. Жена его, балерина Ольга, в то время была немножко популярна в массах, т.к. по телевизору ее показывали в какой-то программе производственной гимнастики, где она в заднем ряду, в прикольных штанцах, размахивала ногами и руками.

Вот они все такие приехали, и наши испытания буровой превратились немножко в цирк и карнавал. Т.е. днем мы, конечно, работали, нажимали кнопки и разные режимы, и смотрели, как там оно у нас и чо (а багов-то было довольно мало вообще... я все это валю на то, что программировали женщины; женщины вообще качественнее программируют, но идиотам хакерам это не впаришь), гуляли по окружающему лесу; и я, конечно, однажды под утро надел каску, рукавицы и ватник, и забрался на верхушку буровой - чтоб увидеть комету.

И не увидел. Так я и не узнал, что ж год грядущий нам готовит, 1986-й, и далее. Остался в неведении.

Зато в книжном купил себе книжку "как бросить курить". Меня к тому времени как-то смущало такое идиотское явление, что вот еду я на велике куда-нибудь в Сосново или Васкелово, и каждые 30 км останавливаюсь, чтобы покурить. Мне это казалось нелогичным. А бросить не получалось. Ну вот и купил книжку, ура.

Т.к. с нами был затейник Филя, то в последний вечер наших испытаний мы пошли праздновать. Настолько хорошо праздновали, что я даже не помню, где это было? Дома у Ромы Пронюка? В гостинице "Советская"? И то и то довольно близко к Днепру.

Ну а потом, напившись, мы пошли купаться; Филя сказал, что знает, где тут купаться (в Днепре); мы прошли там чота на какой-то островок отдыхающих, и полезли в воду; полезли почти все - балерина Ольга не полезла и осталась на травке. Странным образом (был конец июня) мы этот Днепр перешли; было не по колено, а ну примерно по пояс. Плавки я замочил, а голову нет. Ну вот блин, да. Днепр, где он? Окей, пошли обратно. Приходим - Ольги нету! Все сразу ломанулись ее искать, по кустам и в воде. А Шура сразу же ломанулся в гостиницу, потому что он эту балерину давно знает (ребенок уже в школу ходит). Через где-то час поисков балерины вернулся Шура; говорит - а, она там, в номере, спит уже.

Ну блин, да.

Шура вскоре эту балерину бросил и женился на Аришке, что было, конечно, очень даже замечательно. (Потом они уехали в Бостон, потом у них завелся стартап... в общем, все у них прекрасно, двое умных людей, рад за них.)

А я с утра, с полного бодуна, я поехал на перекладных (электричках-дизелях) в Киев, точнее, в Головки, под Киевом, где меня ждала семья. Мне было настолько плохо, что я решил - вот! Ура! Подходящий момент бросить курить! И я бросил. По книжке. И с тех пор не курю. Ох тяжело было... если б не книжка, не получилось бы. Потом я эту книжку подарил Любе Варгановой, чтоб она тоже бросила. Но Люба эту книжку потеряла где-то - и курит до сих пор. Откуда я знаю? Да звонил ей как-то недавно.

Культурная жизнь.

Нет, так-то это было советское учреждение, и когда Брежнев вялым манием руки повелел всем готовиться к Олимпиаде, и для граждан ввели какие-то ступени боеготовности (я сейчас нахожусь в стадии "бодрость и здоровье"), то нас иной раз даже не то чтобы гоняли на стадион, нет, мы с удовольствием ходили, и там бегали "за отдел". Из меня бегун тот еще, я стометровку быстрее 14 секунд в жизни не мог пробежать; но в нашем спорте главное было - участие. Ну вот, участвовали.

Но это фигня, у нас и самодеятельность была, в каком смысле? В переносном.

Т.е. вот мы с Гришей и Валерой выпускали "Оптимальную Правду". Первый номер был в формате стенгазеты, а последующие - в формате газеты, размером примерно с "Пионерскую Правду" (да, в СССР у каждого была своя правда). На первой странице как правило был большой портрет Леонида Григорьевича, и передовая за его авторством. Например, "О Предотвращении Последствий Действий".

Леонид Григорьевич вообще у начальства слыл за охальника; однажды, еще в НИИ, на совещании по автоматизации бурения он обозвал конкурентов импотентами. Да, у нас бывали и конкуренты, только они за нами не поспевали. Потому что вообще-то году к 85-му наша система (по моей оценке) была порядочно впереди той хрени, что продавал Сламбергер, известный в СССР под названием "Шлюмберже". Но о нас никто не знал, по очевидным причинам.

Ну это ладно. В стенгазете печатались стихи Исака Матвеича, мои стихи и песни. Одна песня, За Все Хорошее, вызвала было некоторый ажиотаж. А письмо квартета Абба в Нобелевский комитет, где они сетуют на то, что нобелевку по литературе дали не им, а, например, Бродскому (ну или Зинику, я забыл уже) пользовалось популярностью, и нас спрашивали, где нам удалось раздобыть это письмо. Ну где, где, что, у нас нету ручек и бумаги, что ли? Взял да навалял.

Также некоторую панику вызвала критическая заметка о беспорядках в книге учета прихода и ухода. Так-то у нас было приходи кто хошь когда хошь (хотя были и инциденты - но я именно что приходил и уходил когда хотел; Саша Цвеер приходил к двум, а уходил в полночь, предварительно сделав бекап - система его предупреждала, мол, бросай все и делай бекап), но книга учета лежала на тумбочке на четвертом этаже. Так вот, в этой книге порядковые номера прихода и ухода были не отсортированы. Ну понятно, что это я все и прикалывался над системой - а в стенгазете критиковал. Так вот, тетя Катя, которая этой книгой прихода и ухода заведовала, потом, прочитав критику в стенгазете, перенумеровала все записи прихода и ухода. Мне ее стало жалко, и я так больше не шутил.

А еще у нас была театральная самодеятельность. Тут, конечно, выдающийся сценарист-постановщик А.Гезенцвей сыграл свою роль.

Я с ним пытался соревноваться, и однажды поставил спектакль под названием "Протокол Одного Профсоюзного Заседания", где товарищи сидели за столом (а удобно, их текст перед ними и лежал) и несли всякую хуйню про соцсоревнование и экономию ватников к зимне-летнему сезону. Но это было не смешно, потому что близко к реальности. Зато Гезенцвей ставил постановки, о!

Однажды у него Коля Виноградов играл буровую установку. Коля длинный, он встал такой, расставив ноги, и что-то там крутил в руках, карандашик, что ли. Вокруг него бегала Лена Колотова и управляла. Потом Коля сжимал рукой клизму, и скважина давала то ли выброс, то ли фонтан (я уже забыл различия, но они существенные). Скважина оказывалась нефтяной.

Шоу эти давались на разные советские и несоветские праздники. Например, на восьмое марта. Меня заставили раз написать четырехстишия к восьмому марта, каждой женщине, в соответствии с их годом рождения (там какой-то "китайский нах гороскоп" замешан). Я написал два варианта, один официозный (скучнейший), а другой более зверский.

"Кролик встретил взгляд змеиный - это Роговцев с Эльвиной" - этот стих мне Эльвина Гургеновна не простила никогда.
"Есть у нас еще корова - это тетя Пишпарева" - Нинель Александровна, довольно дородная (по тем временам) не обиделась, а посмеялась.Хорошая была женщина, мы с ней потом собственные вектора большой матрицы считали на БЭСМ-6.
"Раньше две собачки были, и не лаяли, а выли; появилась нынче шавка, стала на машину гавкать" - это про Людмилу Павловну, Валентину Юрьевну, и примкнувшую впоследствии Арину Алексеевну.
"Есть у нас два крокодила - это Ольга и Людмила". Ольга - это моя жена, а Людмила - это Людмила Леонидовна, которую я же и заманил в нашу контору; умная женщина; научила меня правильно разговаривать с людьми, спасибо ей за это огромное.

Последнее такого рода событие было уже в разгар перестройки, когда какой-то немецкий Jakob был на телевизоре популярен, в зеленой рубахе и розовых штанах он нес какую-то хрень. По этому случаю я на Новый Год надел белые штаны, красную рубаху, зеленый пластмассовый галстук; нарисовал себе узенькие усы, как у пимпа, надел черные очки и прилизал волосы. У Исака Матвеича попросил проверить текст моей речи на немецком, и вышел и стал нести "Meine Damen und Herren!..." - народ оглядывался, спрашивая, кто это вообще такой - человек, с которым они десять лет работали, и тут здрасьте, guten Abend. Считаю, это был мой крупнейший сценический успех.

Ну а так-то совконтора же. Чаи ровно в 11, и потом ровно в 4, что ли. Приходили и люди из соседнего отдела, и даже дети людей из соседних отделов, например, смешливый Антошка, который печенюшку не мог доесть, потому что ржал над каждой шуткой. Антошка тогда в тридцатке учился. Я пытался его приобщить к программированию, но он тогда не проникся. Потом уже, лет через семь, мы вполне так забацали форт на паскале, на базе механизма виртуальных методов в паскале - спасибо Антону Милкерсу.

Другой сын сотрудницы, Киры Гуговны, был студент-физик, Лев Михайлович, и помогал Кире Гуговне программировать, какие-то там геологические, что ли, расчеты. Я ему предложил поработать с нами на полставки. Начали мы на полставки, потом он подсел, бросил свой физфак, пришел на полную ставку, и мы много лет с ним успешно трудились, форт забацали, потом в кооператив пошли, потом основали "СВОП", конторку нашу полуподпольную, потом разбежались. А, не, мы же еще с ним в Институте Арктики и Антарктики работали, после кооператива. Со Львом было нормально работать.

Ну и вот, и так мы жили не тужили. Посылали ли нас в колхоз? Да пару раз, наверно, куда-то в Шушары; как-то это не было критично. Иногда посылали нас помочь кладовщице привезти какие-то канцтовары со склада, и мы ездили с ней на склад и грузили канцтовары. Карандаши, резинки, дырокол (один), папки, ножницы. Все это считалось очень важным.

Контора была на 12-й линии, дом 13, и в те поры на Васине в общем-то можно было пообедать. Во-первых, молочная на 10-й линии, между Большим и Набережной; ох любил я ее. До сих пор скучаю по молочным... здесь ничего такого нет, чтобы вот можно было зайти и поесть каши. Ближайшее место - Лас Вегас, где в буфетах по утрам что-то такое есть, а так - увы. Еще было что-то такое на 11-й линии, что-то "Петровское", жаркое в горшочке, всякая такая фигня с претензиями. Я почему-то туда с Ниной Владимировной ходил. Она это дело любила, а мне было с ней интересно поболтать. Еще была райкомовская столовка. Райком КПСС. Туда так, через центральный вход, не пройдешь, ну или партбилет нужен, хз - а вот с заднего хода вполне. И там такой разливающий, Яша, прямо как у Чехова, выдавал суп и второе. Очередь была. Однажды стоим такие, и входят двое таких в пиджачках, в галстуках, и без очереди; я им пеняю, мол, куда это вы, граждане? (а они-то не граждане, они товарищи) - и они мне такие: "мы - аппарат!" Вот хуясе, вижу живых аппаратчиков. Онемел.

Еще было, например, детское кафе, забыл, как звать, на Среднем, на 15-й, что ли, линии. Так-то там ничо так, тоже с претензиями. Но однажды мы там поели пирожков - и траванулись нах. Сальмонеллез. Я, Людмила Леонидовна, Яша Печатников, Саша Цвеер, Гриша Бриль. Сальмонеллез - это по приятности примерно как операция на челюсти (знаете, когда десны разрезают и напильником пилят кость, вот такое). Хуже со мной еще не бывало. А Саша и Люда вообще навсегда испортили себе желудок этим делом. Конечно, попытки куда-то жаловаться, в какие-то СЭС, кончились ничем (для нас). Ну, наверно, кто-то кому-то передал какую-то сумму, как это было принято в СССР - но я ничего про это не знал и не понимал. Гриша понимал, но толку-то.

Но в целом, коллектив был очень даже. Т.к. больше 50% женщин, и зарплаты небольшие, то каких-либо конфликтов не было. Не, ну вот один помню. Валерий Иваныч раскапризничался и потребовал, чтобы его назначили ГКП. Так-то я был ГКП, главный конструктор проекта, то есть. Но у Валеры были рычаги, о которых мне не рассказывали тогда, это я сейчас знаю, что он угрожал. И чо, ну ничо, я стал руководителем группы; зарплата та же, работа та же; а должность мне всегда пох была. И чо, Валера сейчас, я надеюсь, давно сдох (с одной-то почкой), а я тут куролешу, вас развлекаю. В итоге-то не хер ли с ним? Вот; но меня он ненавидел и до того, и после.

Однажды мы с Гришей приехали с буровой с готовым алгоритмом расчета проходки. Наши "технологи", они же "геологи", они же "математики" как-то не могли нарисовать дельный алгоритм, который по имеющимся входным данным вычислял положение долота, глубину скважины, сам факт, что долото на забое или нет, и когда на забое, то скорость проходки. Там много факторов нужно учесть; мы в Речице с Гришей все это понаблюдали и пришли к выводу, как надо. Вернувшись, нарисовали "лист изменений" (это так тогда пулреквесты назывались; Коля, который как раз был вместо Валеры, который был в отпуске, подписал это дело, мы имплементировали, вставили, и вопрос закрыт. А то вечно то одно, то другое неправильно считалось. Тут Валера приехал из отпуска, узнал, что без него алгоритм разработали, и стал буянить. Требовать, чтобы откатили. А мы такие - не, проехали. Тогда он написал пулреквест, чтобы откатить к "его" алгоритму. Ну пиши, пиши; я ж этот пулреквест не подпишу. Так ему и пришлось проглотить обиду. Да не хрен ли с ним, со стукачом. Пусть он там вертится на сковородке. Он много кому жизнь попортил, как впоследствии оказалось.

А теперь про политику.
Ну как, это был СССР, и все были так, прижав ушки. И еще боялись стукачей. А стукачи распространяли слухи про стукачей, мол такой-то - точно стукач.

Вот к нам в контору пришел, внезапно, Яша Печатников. И Филя (Филатов, то есть), тут же задвинул слух, мол, из КГБ прислали. На самом-то деле у Яши брат был директор кинотеатра, ну и там, блат и протекция (практически всю мою "карьеру" я устраивался на работу по блату и протекции, откровенно говоря).

Яша пришел к нам из какого-то там НИИ, проектировавшего какие-то средства убийства, и наслаждался нашей вольницей; однажды у Нины Владимировны на дому отдел устраивал, э, парти - все пили, разговаривали; кто-то хотел задвинуть анекдот, а Яша тут такой, мол, э, политические анекдоты будем рассказывать позже, когда напьемся. Ну Филя тут же подмаргивать пошел, мол, ну вы все поняли, я ж вам же говорил.

Филя-то, до того, как стать электронщиком, был телефонистом. Да и когда к нам пришел в электронщики, он оставался ответственным за конторскую АТС. Так что сомнений насчет его роли ни у кого на самом деле не было. Филя иной раз, для повышения откровенности собеседника, делился какими-нибудь интимными сведениями из жизни сотрудников конторы, мол, эта - любовница вот этого, и родила от него. Ну и все такое. В молодости Филя носил красивую гриву, играл на гитаре, ездил на Кавказ скалолазом, гонял на велике почти как профи. У нас он уже был не столь волосат; но любил поразвлечь публику веселой беседой, как он наполовину цыган, как он на Эльбрусе куролесил, все такое. Мы с усмешкой слушали. Лев Михалыч так и называл его, цыганом.

Я, хотя и ценил филин профессионализм, не любил его. Ну представьте, заходит в машинный зал и начинает в Женю кидаться бумажными шариками. Женя человек мирный, он вообще не знает, как на агрессию реагировать. Я тогда Филю как-то вытолкал (а мог бы...), но в общем, не забыл ему это.

Так вот, а когда Эльвина Гургеновна вернулась из отпуска, она и назначила Филю руководителем группы электронщиков. Ну и слава богу; профессионально он был очень даже. И форт, кстати, потом освоил быстренько. Но опять же, иллюзий у нас на его счет не было.

Другое дело Валерий Иваныч.

Однажды в контору пришел такой "Сергей Иваныч" (ну, я уже поминал "Первый Круг"), типа повербовать; со мной он говорил о монадах и пытался из меня что-то такое выпытать, мол, а кто такой Эйдья. Ну есть такой сотрудник, чо. Но я быстренько сообщил Леониду Григорьевичу об этом факте попытки контакта. А вот другой человек - не сообщил. Кадровичка-то наша, она с нашей Эльвиной Гургеновной подруги были; ну так она в курсе была. Только Эльвина Гургеновна не выдала, кто был этот второй, который не рассказал. Это я потом уже узнал, от третьих лиц, из надежного источника. Это был Валерий Иваныч.

Валерий Иваныч был всю жизнь циничен и недоволен. И еще он был член КПСС. Так-то мы членам КПСС не доверяли никакой подпольной литературы, самиздата, вообще всякого такого. Так что в этом смысле про то, что мы Галича распространяем, он не знал. А то б мы погорели, конечно. Но так-то он же доносил, наверно? Был еще какой-то ебанатушка в нашем отделе, он сидел в нашей комнате, неведомо чем занимался, и однажды у него на столе обнаружили донос. Понятно, что на меня. Ну посмеялись; и я посмеялся. На эту тему как-то все, хоть и боялись стукачей, а шутили резво.

Например, Вова Больщиков (член КПСС) сидит такой, картонные карточки вырезает. Саша Цвеер его спрашивает - Вова, что ты такое изготовляешь? А я, - говорит Вова, - на вас, на диссидентов, картотеку завожу. Валерий Иваныч, тут же сидящий, громко ржать. Ну чисто как старший по званию. Потому что Вове показать если "Доктора" (ну ладно, не "Доктора", он не знал, что это такое, а "Архипелаг") - он бы тут же понесся докладывать, пока другие не донесли.

Вова потом перековался. Он поехал в Сирию, как технолог бурения, заработал там большие деньги - но совершил одну ошибку. У него была черная борода, и он поехал в Сирию небритый. А в Сирии при старшем Асаде всех небритых мели, как братьев мусульман. Мухабаратчик видит, что черная борода - может и застрелить тут же. Так вот, и Вова понял насчет гебни, как сирийской, так и советской. И больше все. Из партии не ушел, но отношение выработал правильное.

В конторе был очень странный профсоюз. Однажды они решили взять власть в свои руки. Решать производственные вопросы, и кого наградить премиею. До того рулеса были простые: отдел, занявший первое место в первом квартале, получает пайку; во втором квартале - две пайки; в третьем - три пайки, а в четвертом - четыре. Ну т.к. нельзя же все время занимать первое место, то наш отдел дружно оттягивал все эти рацпредложения, изобретения, достижения, вступление в Ударники Коммунистического Труда до четвертого квартала. А другие отделы обижались. Ну мы же не идиоты были, да. Я, собственно, и был профгруппоргом, и мы так с менеджментом и организовывали это все.

Так вот, а профсоюз (профком) решил, что они теперь главные, и будут устанавливать правила и нормы. Например, нам, программистам, чтобы за исправление ошибок в программах деньги не платить вообще. А платить за нормолисты; лист распечатки сорсов приравнивался к четверти чего-то там, типа А1. Или даже к осьмушке. Я смеялся, Леонид Григорьевич смеялся. Но на профсобрании на него наехал один коммунист, дескать, а как это некоммунист имеет право критиковать коммуниста? А хз как. Как-то так. Но дело далеко не пошло, т.к. этот коммунист очень вскоре в пьяном виде на машине задавил человека. Ну и все. Из партии его выперли, и что теперь. Теперь он простой беспартийный. Пусть скажет спасибо, что из профсоюза не выперли. Куда он дальше делся - бог знает, я не интересовался.

Так-то с силами, извините, правопорядка мы редко сталкивались. Вот один раз вдруг позвонили из Кировского, что ли, райотдела милиции, позвали Аришкиного начальника. Т.е. меня. Стали мне впаривать какую-то хрень, мол, она там картины украла... охуели совсем эти менты. Я пошел к Коле Акимову, который был у нас "партгруппоргом" (а я ж еже профгруппорг), и сказал, мол, поехали-ка, Коля, в Кировский райотлел, разъясним там ментам, что за ценный кадр наша Арина Алексеевна. Но Коля, бля, ну коммунист же, да, короче, Коля чуть в штаны не написал, в милицию ехать разговаривать. Я ездил один.

А так, у нас текла своя, подпольная, жизнь. Обмен подпольной литературой. Я что-то приносил, другие приносили. Саша Гезенцвей, по-моему, принес "В Круге Первом", но на английском. Так что я его на английском читал первый раз когда. Саша Цвеер приволакивал много интересного тоже; иной раз и вполне казалось бы советская книжка - о еврейском подполье во время войны, в Беларуси. Но к тому времени эта книга была де-факто запрещена, как пропаганда сионизма. Еще у него был текст нобелевской(?!) речи Орвелла. Текст перевода. Я взял почитать, и, по особенностям печатного текста, понял, что это первый экземпляр, что это его жена, Алла, и переводила. Да. Сказал Саше, что надо бы подзамаскироваться все-таки. Но Саша ни хрена не боялся, Когда он уехал в 89-м, этот текст остался у него в ящике стола.

А Марк Ольхович, тот вообще. Раз приходит такой на работу - налысо постриженный. Это чо? Молчит. А потом бац, и в очередном приказе про квартальные премии ему ноль. Депремирован. Что за фигня. Не то чтобы я был особо высокого мнения о трудах Марка, но все-таки работает же человек. Пошел к нему выяснять. А это он был на демонстрации отказников, на Дворцовой, и его замели, продержали 15 суток, и вот теперь контора обязана его депремировать. И что ему настоятельно рекомендовали именно мне и не рассказывать. Ну да, ну да, я ж известный скандалист, это верно. Но, т.к. все уже точки над и и над ё поставлены, так чо теперь. Посмеялись.

А потом всё равно все уехали... кто мог.

Мне однажды достался, на долгое время, сборник текстов Галича. Ну, от попа Овсянникова, как и многое другое доставалось. И вот мы решили, небольшой группой сотрудников, набрать этот текст на ЭВМ, да распечатать и сшить в книжку. Делали мы это примерно вшестером; даже Ира Ку участвовала. Ире обычно ничего не показывали, за ее наивность. Покажешь ей такой, скажем, "Архипелаг", а она такая - "ой, откуда это у тебя?". Щас, адреса и явки.

Ну вот; и ничего так, набрали Галича; я нарисовал программку, чтобы распечатывать аккуратно, с номерами страниц. Один экземпляр подарили Сергею Сергеевичу Мещерякову - это у нас работал такой геолог, по совместительству писатель-фантаст, милейший человек. Курил очень много, от того и умер.

Так вот, и ни одна ненужная собака ничего про нашего Галича не узнала. К этому изданию Саша Цвеер еще добавил "Кадиш".

Эх... адреса и явки.

В августе 91-го (т.е. 29 лет назад как раз) на этих же принтерах, на всех сразу, распечатывали листовки. Я там уже не работал, но народ-то работал. Листовки, потоком.

А больше все, на том политика и закончилась. Стала не нужна.

А, теперь про наших смежников. Молодость моя, Белоруссия...

У нашей конторы был полигон, ў горадзе Рэчыца, Гомельской области. Речица старинный город, только там поразрушено много чего. И в бывшей синагоге - пивбар. Стоит на реке Днепре, который весной разливается до горизонта, а летом вполне так пешочеком можно перейти. И что интересно, весной в Речице дефицит воды в водопроводе, дают только в 11 вечера, что ли. Вот Днепр, а вот водопровод. И нету.

Из Питера когда приезжаешь, становишься в гостиницу, и утром идешь завтракать, и там таакая сметана! В Питере такой не бывает. Гриша меня научил, на завтрак брать стакан сметаны, втыкать туда ложку, и лопать ее, родимую.

Короче, все мы там любили. Полигон-то не собственно в городе, а в лесу, километрах в десяти, так что ездили туда на специальном автобусе; набивается народ, и тащится на полигон.

На полигоне стоит эта буровая, Уралмаш-125, к ней вагончик, где бурмастер ручки крутит, управляя; другой вагончик, где наша система; еще вагончик - столовка, и вагончики, где геологи да инженера сидят что-то там куролесят. И рядом лес, соснячок такой; в нем грибы - маслята, польские, зялёнки, падзялёнки; лепота!

Геологи у себя в вагончике делают какие-то пробы, керны изучают, промывочную жидкость что-то там анализируют. Промывочная жидкость - это что накачивают в бурильную трубу; она там внизу, на глубине 3км, выливается через шарошки, и идет вверх, уже вытаскивая набуренную породу. Характеризуется давлением на манифольде и количеством оборотов насоса (от которого линейно зависит поток жидкости). Ну что за жидкость - глинистый раствор, с добавкой всякой фигни типа алюмокалиевых квасцев да соли. Потому что вообще-то там, под Беларусью, километровый слой поваренной соли.

Ну, геологи - это профессионалы, они заняты тем, в чем разбираются. Бурильщики - это понятно, людям платят 500 р в месяц, и они отвечают за все эти железяки. А еще есть "инженеры-электроники" и "инженеры-программисты". Ну, "электроники" - это ладно; Валера Саблин починял ЭВМ по мере поломки, т.е., регулярно.

А вот "инженеры программисты"... там был один мальчик, и две девочки. Первые годы они изучали систему, изготовленную в Минске - тупо смотрели на блок-схемы, и так проводили дни. Они бы и на код смотрели, да систему команд не знали. А в обед, конечно, теннис - два часа тенниса каждый день, полезно для организма.

Потом эти инженеры перешли на изучение нашего кода. Мы блок-схем не рисовали, а сразу код писали, ну и документацию, чисто какая архитектура, как там месаги ходят (центром рассылки мессагов была программа "Секретарь"). И вот теперь они годами тупили в наш фортран. У нас уж и комментариев до хренища. Но непонятно. Питерским понятно, а речицким непонятно. Ну, такие уж "программисты". Фортран за эти годы так и не поняли. Да и не больно надо; у них же там то субботники, то комсомольские собрания; опять же комсомольский прожектор.

Однажды я с их доски объявлений содрал, себе в коллекцию, боевой листок Комсомольского Прожектора - осуждающий какого-то помбура, со знаменитой фамилией Муха, который, мол, был замечен пьяным; другой рабочий вообще в вытрезвитель попал. Мы их всех осуждаем и призываем.

А, и еще возложение цветов, по советским праздникам. Ну и за грибами, между обедом и чаепитием. Заняты люди.

Иногда они приезжали к нам в Питер, в командировку, и тоже сидели и изучали код наших программ. Тихие такие. Расскажешь им что-нибудь - слушают внимательно. Понимают ли - бог весть.

Мы для них были какими-то верховными божествами. Однажды мы с Аришкой приехали туда (вот с ней-то я и ходил в синагогу пиво пить); она сидит такая на крылечке вагончика нашего (где ЭВМ), и курит. Для белорусской культуры тех времен курящая женщина - это примерно как если бы я сейчас на работу в юбке пришел. Т.е. все это законно, но глаза лезут на лоб. Поэтому Арину из уважения называли Мариной. Ну что, Арина - это ж что-то крестьянское; а Марина - это о! "Марина пишет, что сломала ногу".

Короче, нас боялись. Меня боялись, Аришку боялись, Гришу боялись, Волчегурского боялись, Стремилова боялись.

Вот как-то раз я иду по тропе от столовки к нашему вагончику; поперек тропы стоит какая-то железная хрень. Я эту хрень взял, откатил, чтобы не мешала, пошел дальше. А Филатов мне потом говорит - ха, это ты железяку убрал? Ну я. Это, говорит, я нарочно поставил, для опыта над местными. Ну да; местные ее обходили по кругу. Типа поставлено - значит, так надо.

И однажды я приехал это на полигон, а в вагончике не на чем сидеть. А где, спрашиваю, стулья? А их начальство взяло себе в кабинет, они ж вертящиеся. Ну окей, я пошел, где-то нашел пару стульев, забыл уже, вертящиеся или нет (я не верчусь). Поставил. А потом мне донесли, что начальство там у себя в кабинетиках трепетало, что я сейчас приду, дам им по жопе, и отниму стулья. На самом деле я просто в Питер позвонил, сказал, чтобы прислали еще стульев, нам надо для работы.

Буровая установка - страшная вещь. Эти 125 тонн. Сбоку к ней приставлены бурильные свечи. Что такое свеча - это три бурильных трубы, свинченные вместе. Потому что ведь как, одно долото пробуривает ну там двадцать метров (это было советское долото; немецкие были то ли дороги, то ли под эмбарго). После чего все эти три километра поднимают потихонечку, и развинчивают, но не на отдельные трубы, а на свечи. Ставят сбоку колонны. Вытащив долото, меняют его - и все обратно.

Чем отличалась наша буровая - все это делается автоматами. Не только развинтить-свинтить, но и взять свечу или трубу аккуратно, поставить сбоку - или наоборот, взять свечу сбоку и привинтить к колонне.

А когда оно бурит, то смотрите, два огромных насоса гонят (40 оборотов в минуту) под давлением, скажем, ну 40 атмосфер (это на уровне земли) эту самую жидкость; бурильная колонна вращается, типа скорость 100 оборотов в минуту); все эти два километра висят на крюке; от крюка трос, и к этому тросу присобачен датчик перемещения, который кодом, если не ошибаюсь, Хэмминга передает положение. Точность этого датчика 2см; все ходит ходуном плюс-минус 5см. Скорость проходки, скажем, 4 метра в час. И нам надо вычислять скорость проходки, надо ловить тренд - как эта скорость меняется, надо ловить скачок скорости (символизирующий смену породы). Все это мы программировали, ха. Все это наши с Гришей и Сашей алгоритмы. Саша - это Саша Цвеер, он сейчас в Раанане живет. Умнейший человек. Хотя и не самый. Самый умный у нас был Яша Печатников, Сейчас Яша тоже в Раанане. Но о Яше потом.

Вот; а вечерами, конечно, мы куролесили... или не совсем. Они куролесили, а я сидел работал, скорее так.

Слыхали, был такой художник, Саша Исачев? Вот он в Речице жил, и к нему все наши ходили в гости, и Валерия Иваныча он даже портрет нарисовал, в форме рыцаря, и со слезой на лице. А я Исачева не видел. И хотел бы - да некогда было, работал все. Бля.

Вообще, у нас же контора геологическая, поэтому (где логика? не знаю) ездили в командировки парами, Я с Ирой, я с Аришкой; моя жена с Гришей, ну и так далее. Ну и, естественно, с кем-то надо пьянствовать же.

А, вот я забыл упомянуть, там самый продвинутый из инженеров был Рома Пронюк, носивший гордое звание западэнца. Жена у него была русская; и двое детей. Рома был человек хозяйственный, у него дача, все тип-топ. И мы к нему часто ходили, выпить да о жизни побеседовать. Ну и тоже, Рома тоже в Питер приезжал. Однажды мы поехали в отпуск, а Рома жил у нас дома, и заботился о коте Васе. Вася-то чо, за ним убирать не надо, я его научил туалетом пользоваться. Но кормить-то Васю надо. Вот Рома и кормил. Когда мы вернулись, Вася резво бросался даже на хлебную корочку.

Это не все байки про Речицу, я потом еще помяну 85-й и 86-й. Решающий и завершающий нах.

А, еще напомню про хардвер наш. СМ-1, они делались "по современному", платы размером фут на фут (цельнотянутое же все); с двух сторон разводка, хорошо, что не внутри. У нас-то как-то ничо, а вот на ЛАЭС, куда эту хрень поставили, там была жопа. Мой знакомый, полковник Валера Неровный (муж Веры Розанцевой), отвечал там за электронику. ЛАЭС же. Так они всю разводку продублировали паяльником и дополнительным слоем припоя. Потому что ведь когда ЭВМ нагревается, эти могучие платы, фут на фут, начинают по-всякому коробиться, и разводка просто рвется.

Кстати, еще об атомах. Для нашей системы управления бурением, чисто для ее внешнего вида, прототипом была АСУТП АЭС из фильма "Китайский Синдром". Фильм, конечно, смешной, про будущий потенциальный Чернобыль, а в сущности - пропаганда советской нефтяной промышленности. Но АЭС в фильме показана прекрасно; мы с Гришей ходили смотрели его несколько раз, запоминая детали - и система у нас выглядела примерно так же, в результате. Кроме приборов со стрелками осциллографов, конечно.

Но я про контору.

Сначала был какой-то отдел, в каком-то НИИ, и там были энтузиасты. Главный энтузиаст был Александр Михайлович Котляров (единственное упоминание здесь). Окончил берлинскую ВТШ, и в 41-м его успешно замели как немецкого шпиона. Что он еврей, никого не бацало. Сидел в Ухте, и там он поднял нефтедобычу, вернулся домой с подаренной правительством "волгой". Энергии у Котлярова было до хрена; когда им на их большую экспериментальную буровую не дали стали, он поехал в Москву и бухнулся перед Байбаковым (это такой председатель Госплана) на колени, и вымолил 125 тонн стали; вот Уралмаш и сделал нам буровую, мудро названную "Уралмаш-125". Он же, как я понимаю, и выбил это независимое КБ, СПКБ БА, отделив его от затхлого НИИ.
Александр Михайлович был главным инженером. Я с ним только раз и общался. Это было так - я был за начальницу отдела; и когда однажды на вахте вдруг стали записывать опаздывающих, первым записали Филатова, который опоздал на 6 минут. Филатов, электронщик, до полуночи перед этим сидел в машзале чинил нам ЭВМ, но кого в администрации ебут такого сорта проблемы. Ну и это, чо, так бы пофиг, но теперь Филатова депремируют, что ли? Охуели.
Ну я, вскипев (тогда я был жуть как кипуч) пошел по менеджменту; и мне сказали - да это Котляров устроил облаву. Пошел я, точнее сказать, вломился к Котлярову. Тот выслушал меня, посмеялся, сказал мне, чтоб я не брал в голову. Это он устроил охоту на "отдел перспективного проектирования". Были у нас такие. Группа, в общем-то идиотов, каковых сейчас называют архитекторами да пиэмами, в своей комнатухе лепила разные модельки будущих бурильных систем - знаете, вот какое-нибудь заполярье, какой-нибудь Новый такой Уренгой, и там купол хрустальный, высотой сто метров (ну сколько вышка-то высотой? 50 метров?), и под куполом этим живут счастливые люди будущего; у них все такое обтекаемое и красивое. А вокруг растут цветы, как на Марсе. Вот этих-то долбоебов Котляров и пытался выкурить. Сначала прищучив. Так что Филатова он просто вычеркнул из списка грешников.

А директором у нас был Роман Юрьевич Равич-Щербо. Ну практически родственник автора "глокой куздры", которая штеко будланула бокра. Вид у него кинематографический, речь хорошо поставленная; любовница... ну да ладно, не будем; он потом развелся и на ней, на Ольге женился; Ольга тоже классная, таких главбухов не бывает.

Короче, у нас было хорошо. Леонид Григорьевич был зам по науке; еще был какой-то мудак по общим вопросам, и у него были странные закидоны.

Однажды (а я с утра был в библиотеке, у меня было такое право, по средам в библиотеку с утра) этот зам заходит такой в нашу комнату ("open space"), а время уже этак 8:15, и застает мою жену перед зеркалом, причесывающеюся. Этот идиот пишет какой-то акт, мол, инженеры в рабочее время причесываются. И созывает профсоюзное собрание. Его-то какое собачье. Ну или Эльвина Гургеновна, женщина, напуганная гебней еще когда ее папу при ней арестовали и отправили в Гулаг, созвала, раз Так Надо. И на этом собрании эти мудаки (я про наш рабочий коллектив) осудили мою жену и составили какой-то протокол собрания. Кстати, на вики есть Гурген Рубенович Карапетян - так это не ее папа, а ее двоюродный брат, летчик-испытатель, последний Герой Советского Союза. А папа ее - Гурген Бейбутович.

Ну я тогда прихожу это из библиотеки, вижу, какая-то тут полная херня; Эльвина Гургеновна мне торжественно, как наша Зоя Лофгрен "статьи импичмента", выдает мне протокол собрания; я читаю, охуеваю, смеюсь, рву этот протокол на кусочеки и бросаю в урну. Я ж профгруппорг, вы чо. Без профгруппорга проводить профсобрание? Эльвина Гургеновна тут шибко испугалась и сказала, что мне это еще скажется. Ну ой ой ой, ну пусть, пусть скажется. В Гулаг ведь не сошлют?

Да ладно, я Эльвину Гургеновну жалел; и все ее жалели, до самыя ея смерти. Конечно, в целом-то она была важным компонентом здоровой атмосферы в отделе, чо уж там.

А в нашей команде я выметал нездоровые элементы железной метлой.

Нина Владимировна? Не, нам не нать, у нас тут работать надо.
Эдуард Мане(вич)? Приехал из Минска, устроился к нам в группу - он же в Минске над компиляторами трудился... выяснилось, что никаких способов парсинга выражений он не знает, кроме как найти самые глубокие скобки, вытащить контент, заметить это дело пробелами. Нахуй. Предупредил, выпер.
Еще одна печальная еврейская женщина была; талантище, судя по тестовому заданию. Матрицу на месте транспонировала, одной рукой. Это было все, что она смогла сделать за те полгода, что она у нас была. Нахуй.

А зато до хрена было замечательных людей. Ира Кузнецова. Арина Алексеевна... про нее вообще можно отдельную песню писать.

Люда Богатская поехала на примат (это факультет такой в университете) подбирать выпускников, для распределения. И ей попалась эта зараза. Ну окей. Она приехала к нам в контору, поразведать. Спросила меня - "а вы лентяев берете?" Нет чтобы мне ответить - берем, берем, мы всех берем! - я ответил в соответствии с законом - поздно дискутировать, вас уже распределили, так что приходите.

А она ни в сентябре не пришла, ни в октябре. Где-то в конце года только явилась, не запылилась. Потому что ездила проводницей, зарабатывала деньги.

Ну и чо. А классно. Быстренько научилась программировать. Вклад ее был очень даже. Да если человек новую программную конструкцию навалял, а! Имплементация "недетерминированного выбора" из книжки Дейкстры.


  true match {
    case operation1(arg1, arg2) => ...
    case operation2(arg3, arg4) => ...
    case operation3(arg5, arg6) => ...
  }

Короче, какая операция закончится успешно, в зависимости от этого и действуем. У нас в фортране этот трюк был очень по делу.

Кадрами заведовала Ефимова, серьезная такая женщина; у нее вполне был налажен контакт с нашими, с Эльвиной Гургеновной, например; а "первым отделом" был Георгий Михайлович Ефимов, полковник КГБ, который войну провел в Сан Франциско, гоняя там на велике да считая входящие и исходящие корабли. Он же мне и присоветовал, как посылать за границу рукописи. No shit.

На вахте сидел дядя Саша. Ему было под 80; боевой! С прибаутками и прибамбасами. По-моему, это от него я услышал "смех-смехом, а пизда кверху мехом".

Ну вот так вот мы и жили, не тужили, лепили нашу систему, и не сказал бы, что потихоньку; довольно интенсивно. Когда мы с Женей Пыряевым поставили эту самую ДОС РВ, то и для девелопмента ее ж использовали, понатыкали мониторов (5 штук) все бежит в параллель, любо-дорого; два принтера, две лентопротяжки. Пять человек одновременно за пультами работают, милое дело.

Теперь про хардвер.

Когда наша контора собралась приобретать ЭВМ М6000, нам предоставили помещение бывшей районной фильмотеки, под машинный зал. Фильмотека съехала, оставив много артефактов. Альбом пионерлагеря, сталинских времен. Древние (дореволюционные) слайды. Знамя пионерской дружины (на фоне которого я потом сфотографировался). Ну и всякие какие-то древние штуки.

Ну а мы, соответственно, как советские инженеры, своими руками подвесили потолок (там какие-то легкие плитки, типа шумоподавляющий), поставили фальшпол - и вот, зал готов. Втащили туда ЭВМ. Потом к ней добыли "лентопротяжки" - "накопители на магнитных лентах". Ленты шириной полдюйма. Если их вдоль нарезать, то как раз в бытовой магнитофон.

Всей этой хренью заведовали, конечно, т.наз. электронщики. Я не знаю, сейчас такие люди вообще водятся? Девопсы? Не знаю. Ну вот, а электронщики у нас заведовали ЭВМ. Гена Стремилов, Саша Барбас, да и еще кто-то. А, Лена Колотова (ее сын тут где-то в ДВ присутствует - он тоже к нам на ЭВМ хаживал, набирал в файла свой какой-то фантастический роман, семилетний... лучше бы он продолжал писать романы, а не становился таким придурком, каков он сейчас).

Барбас был человек решительный, без царя в голове. Вот ты сидишь, что-то делаешь на машине - а он приходит такой, и вытаскивает блок памяти - "а мне надо". Ничо так.

Гена был парень хороший (он всем и заведовал), но очень невежественный. Он настолько задурил голову Леониду Григорьевичу, что программисты неправильно программируют, что Леонид Григорьевич стал упрашивать меня хотя бы попробовать правильно программировать. Неправильность, по Стремилову, заключалась в том, что мы одновременно гоняем несколько программ (про preemptive task scheduling он не слыхал, да и не понял бы); а если несколько программ сразу бегают, то не успевает выполниться одна команда, как не успевает выполниться другая команда. Поэтому, дескать, ЭВМ время от времени барахлит. По-нынешнему, race condition (с которым я сейчас собрался бороться на моей нынешней работе, кстати).

Не, ну в целом-то нормально. ЭВМ, конечно, барахлила или не барахлила вне зависимости от прерываний... ну почти; потом будет история с прерываниями.

Еще к нам пришел работать Саша Литманович (его вы можете найти в Раанане, как и половину наших коллег). Я с Сашей и Леной тоже не очень-то вежливо разговаривал (когда они меня учили жить и программировать). Ну что ж, да, груб был как Привалов.

Затем к нашему М6000 добавили еще СМ-1. ЭВМ так выглядела чуть поэлегантнее, но с придурью. Ее хьюлет-паккардовский оригинал имел 256 индексных регистров, а в Северодонецке сэкономили 254 из них, и оставили два. Поэтому время от времени программе, обычной юзерской программе на фортране, не хватало индексной памяти, так что нам пришлось с помощью метода Монте-Карло, а также такой-то Божией Матери, а также в исполнении Арины Алексеевны (о ней потом) перетусовывать файлы перед сборкой, чтобы получать нужный результат (т.е. фактически симулировать работу линкера, предварительно анализируя все бинарники нах.

А чо, мы не боялись.

Однажды, в какой-то осенний понедельник, прихожу я на работу - а Стремилова нету. Не в том смысле, как Бога или Брежнева, а в том смысле, что он ушел в другую контору теперь. В НИИ Алмазных Шкурок, чего-то такого, около метро Черная Речка. А Барбас уже перед этим еще сбежал. И теперь чо, электронщики есть, а начальника у них нет. Более того, Эльвина Гургеновна наша как раз была в отпуске, поехала на историческую родину, в Армению, где ее привечали как европейку, т.е. сажали за один стол с мужчинами, в то время как бабы толпились на кухне, и выходили только подать еды мужчинам и важной посетительнице.

(Тут некоторые могут начать спорить, мол, армяне тоже европейцы... ну как, Армения же в Азии. В малой, верно? Ну и. Я уже дискутировал с грузинами на эту тему; тоже многие не могут поверить, что они не европейцы, а азиаты. По-моему, это какой-то расизм; чем азиаты-то хуже? Махатма Ганди был азиат, и Мо Ди был азиат, и Акира Курасава, и даже Адам с Евой были азиаты.)

Вместо Эльвины Гургеновны оставался Леша; но Лешу уже высмеяли в коллективе, и надеяться на него не имело никакого смысла.

Вот, но не об этом речь. Я как-то очень быстро, экспериментально, понял, что от наших электронщиков, в отсутствие менеджмента, ни хера не добьешся. Тогда я чо. Тогда я иду к электронщикам в их помещение, да и объявляю. Мол так и так, товарищи; Стремилова у нас больше нет, Эльвина Гургеновна в отпуске, и я временно теперь ваш начальник, так что если есть вопросы - обращайтесь, а если я вам что скажу делать, так делайте, а не ждите две недели, пока Эльвина Гургеновна вернется. Приедет, так и назначит вам другого менеджера.

Ну и чо, все работало. Ведь моя задача, как менеджера, была какая? Eliminate all impediments for engineers to work creatively.

Кстати, такая ж фигня была с карандашами. Наша контора экономила карандаши. Ну вот надо же на чем-то экономить; не на бурильных же колоннах, не на долотах с шарошками, не на манифольдах, не на промывочной жидкости, не на спирте для промывки машинного нуля, не на белых халатах для программистов. На карандашах. И вот я воевал с этой дурой (ну не дурой, она просто прикидывалась) завскладом, что, мол, у нас у каждого терминала должен быть карандаш (раз уж вам ручек жалко), потому что инженеру ходить к себе в комнату за карандашом, потом обратно - это уходит пять минут. Пять минут инженерского времени, плюс потеря контекста.

Короче, шла борьба. Мне еще на руку было, что я был профгуппоргом в аж двух (или трех?) отделах.

А халаты да, вдруг система решила, что программистам нужны халаты. Вообще-то уборщица меня уверяла, что нам и молоко положено, потому что от экранов радиация прет. Ну, я-то был не против, но ей надо было с директором разговаривать, наверно. А я такую херню не буду повторять.

Так вот, нам всем выдали халаты; я, как инженер с транспаранта, засунул в кармашек карандаш - и так и ходил. Еще удобно, что спустишься в молочный магазин (у нашего же подъезда), а там бабки тебе не разрешают в очереди стоять - иди, мол, иди без очереди. Мы не сразу поняли, что дело-то было в том, что рядом станция скорой помощи, и нас за врачей принимали. Ну, знаете, хоть и неудобно, но уговаривать каждую бабку, что мы не такие - еще неудобнее. Так что чего уж там, ладно.

Мы вернулись в Питер, и вскоре Гриша уехал в Речицу аж на год. Минские кибернетики забацали работающий вариант системы, погрузили в вагончик, и установили это дело на нашем полигоне под Речицей. Ну и там проводили испытания системы.

Я в этом не участвовал; мне было поручено дизайнить нашу собственную версию, считай, с нуля. Курочить написанную на ассемблере систему, работающую на голом железе, мне казалось чисто дикостью, и начальство (Леонид Григорьевич и Элвина Гургеновна) со мной почему-то было согласно.

Так что я занимался вот какой фигней:
- Выбирал язык программирования (в советском ГОСТе была должностная инструкция программисту, там первой строкой было - "программист выбирает язык программирования").
- Выбирал, ну... платформу. Точнее, операционную систему; рисовать хрень без ОС мне казалось совершенно нелепой идеей.
- Потихоньку интервьюировал кандидатов.

Кандидаты мне попадались больше женщины, а также евреи. Насчет евреев было все ясно: преследуемые категории людей идут в первую очередь; насчет же женщин - в те годы ни одному идиоту еще не приходила в голову идея, что женщины не могут программировать, программистами работали в-основном женщины, кроме как в разных "ящиках" (НИИ по производству средств убийства людей), где зарплаты были дикие, и мужики туда ломились, из того принципа, что пусть все сдохнут, а моя семья будет хорошо кушать. Моя семья тоже хотела кушать, но у меня перед глазами стояли пять принципов ахимсы. Да мы и не голодали вообще-то. В отличие от нашей соседки Любы, с двумя "гавриками" и мужем в тюрьме. Конечно, сосед через стенку, который работал приемщиком стеклотары, на меня смотрел свысока, мол, ты чо, к тебе друзья придут, ты не можешь выложить 200 р на водку? (Нет, не могу, а разве это надо?)

Ну и так постепенно подбиралась вполне интеллигентная группировка. Нина Владимировна тоже к нам просилась, но я ее так и не взял; при всем моем к ней уважении, мне нужны были люди, которые будут пахать (ну типа). Людмила Павловна попросилась было, но передумала; Людмила Павловна любила говаривать, мол, ох, я на работу приду - и отдыхаю, а дома сплошная готовка, стирка, глажка, уборка, дети... Дети, да. У Людмилы Павловны сын потом стал "новым русским" - так хоть бы какое спасибо ей сказал. Ну это принято было у "новых русских", у кого в душе есть благодарность, из того уж "нового русского" не получится.

А так хорошо было. Наталья Ивановна, Валентина Юрьевна, Ольга Валериановна, Гриша Б., Саша Ц... Кстати, Ольга Валериановна была моя жена. В геологической промышленности это разрешается, чтоб супруги работали в одной команде, и даже чтобы один был начальником другого.

Насчет языка - я выбрал такой, с которым уже был хорошо знаком: фортран. Точнее, Фортран-4, он присутствовал на ДОС РВ. ДОС РВ - это "дисковая операционная система реального времени". Да; no shit, preemptive interrupts, смена задач, своп, резидентные программы, транзитные (или как их) программы; мультитерминальность (ну, это мы уже сами насобачили).

Проблемы были с драйверами. Весь этот софт был не совсем цельнотянутый: хардвер был северодонецкий, и к ним нужны были драйвера. Все драйвера были написаны в Северодонецке одной левой; программистку звали Ольга Хурхулу. Потом ее забрали в кремлевскую спецбольницу, поддерживать тамошний софтвер - тут-то на кремлевских вождей и напал мор. Так что мы ей должны быть благодарны, если бы не она, Товарищ Брежнев еще бы лет десять прожил. Представляете, Брежнев дохнет в 1992-м; потом Андропов в 93-м, потом Черненко в 94-м... да нунах, уж лучше так.

Но нам надо было не помирать (цитируя известную поговорку японских заключенных в Минидоке), а работать. Так что я все драйвера починил, и драйвер диска, и драйвер терминала, и какие там еще, забыл уже. Драйвер терминала особенно; там если у тебя строка нечетной длины, то записывается в память неправильно. У каждого драйвера была таблица, где 4 слова были отведены под состояние; ну вот я на этой херне устроил стек состояний; эффективно получилось, ничо так.

Еще были разные вопросы принципа, а также жизни и смерти системы:
- message queue;
- common memory;
- live backup (так чтобы если на буровой вырубили свет (что случалось каждый день), то мы бы не теряли статус, а все программы знали б, где находятся;
- transaction rollback;
- pseudographics on the terminal - нормально так графики рисовали, художественно;
- хороший алгоритм сглаживания и детектирования событий;
- архитектура всей системы вообще (спизжено у Дийскстры, с его THE system);
- логгинг;
- слежение за событиями (вроде триггеров, по-нынешнему);
- приличная библиотека для работы со строками (ну чо, не впервой было);
- среда разработки;
- бекап (до гита оставалось четверть века);
- руководство по стилю программирования.

Чего тогда не было: никаких кюеев (их роль играли "технологи"); никаких тестов (их роль играли "технологи").

Да и бекап тоже... сначала у нас не было бекапа. И однажды оторвался проводочек у дисковода. Проводочек оторвался - значит, этот бит будет 1 при каждой записи.

Ну что ж. Бинарники-то нам не жалко, а вот сорсы - хуже. Сорсы пропали нах. В смысле, старший бит был взведен везде.

Ну и тут я озверел, сказал, все, ребята, никто ничего не делает, пока я не нарисую бекап. Сел и провел 24 часа в машинном зале, написал бекап, на ленты (ну и там сопровождающие технологии). После чего мы дружным коллективом восстановили наш код. Там главное было найти, где старший бит мог оставаться единицей (это в русских буквах).

Ну вот; это была техническая, софтверная часть.

Я вкратце, не буду поминать, как я студентом вычислял пористость и проницаемость образцов или мерял изменения магнитного поля в трех измерениях.

Начнем с Нины Владимировны. Нина училась на матмехе, т.к. после первого курса сбежала из геологического - там была начерталка, и она резонно рассудила, мол, нафиг-нафиг. Тем не менее, после окончания она всю жизнь работала именно в геологических конторах.

Так вот, однажды, на заре ее трудовой биографии, ей понадобилось изучить фортран. Она к нам приехала, мы с ней сели на кухне, и я ей за четыре часа изложил весь фортран, с конспектом на шести перфокартах. Нина усвоила эти знания, и всю свою профессиональную жизнь ей этих знаний вполне хватало для работы. По-моему, самый эффективный случай производственного образования. Мы тут суетимся, всякие расты теребим. А нафиг. Изучил классику - и понеслась. Ну разумеется, нужен порядочный ум; у нее этот ум был вполне очень даже, и отменный художественный вкус.

Через пару лет я стал искать работу, и Нина предложила пойти к ним в контору. Ну окей, я и пошел.

Контора была советским стартапом - отделившись от НИГРИ, что ли (институт геолого разведки), КБ занялось автоматизацией бурения. Такой огромный робот, 125 тонн, свинчивает-развинчивает бурильные трубы в колонну, и бурит на глубину до 4 км с лишним. Ну это ладно, а я пошел интервьюироваться в отдел, где софтвер надо было делать. Народу там было - Леонид Григорьевич, зам по науке (тут его дочь присутствует); Эльвина Гургеновна, специалист по машинному лернингу; Исак Матвеич, знаток технологий; Валера, специалист по технологии бурения; Гриша, программист (тут его дочь присутствует); Коля, специалист по технологии бурения; Клим, программист. Нина там тоже как бы работала, но убей не помню, чем была занята. Меня они впечатлили, я их впечатлил, и я чо, принес себе в отдел на заводе два торта, "Ночка" и "Сказка", объяснив коллегам, что один торт символизирует мою работу на заводе, а другой - следующую работу, и вот я в новой конторе. ЭВМ у нас вообще не было, никаких.

У нас были смежники, Минский Институт Технической Кибернетики (ИТК). И у них уже как бы была система управления бурением, САОБ, навалянная на ассемблере, с качеством кода примерно таким, какое я сейчас вижу у наших смежников на моей нынешней работе. Типа IF (X != 0) X := 0.

Но это я потом все узнал, а так пока я изучал статистику, тогдашний машинный лернинг, технологию бурения, шарошки всякие, давление на манифольде. Мы просто сидели за столами и тупили в книжки и документацию. Нина ходила в ИЭМ (Институт Эксперименальной Медицины), где стоит памятник собаке, где начальницей была полоумная Бехтерева, и где в коридоре вы могли встретить лаборанта с котом в руках, а у кота из головы торчит разъем для электронного кабеля. Была причина ненавидеть их, короче. Была. Но были там и интересные люди, например, одна интересная девушка, лаборантка, дочка академика Аничкова (да, родственник мосту), который в своих мемуарах писал, как его папа в детстве лазил под стол, где Некрасов с друзьями играл в карты, и завязывал Некрасову шнурки на ботинках, друг с другом, чтобы когда Некрасов встал, то тут бы и рухнул. (Ччерт, это я начитался Зиника, такие предложения городить.)

Я там что-то такое экспериментальное программировал; а потом, когда наши смежники из ИТК стали производить (на имитаторе) какие-то логи, я программировал упаковку данных, чтобы на перфоленту уходило не дикое количество бумаги. Ну там чо алгоритм, есть точность, есть пределы дельты, все это записывается в конфиг, который раз в час повторяется на выходе, а так - записи, зазипованные донельзя. Слова "зазипованные" тогда еще не было, но мне, алгебраисту, все это было абсолютно тривиально; я только наслаждался собственно программированием. Чем были заняты Валера, Гриша, Клим, Коля - я понятия не имел. Они вроде бы изучали документацию на минскую систему. Блоксхемы, скопированнные на каком-то советском копирователе, розовые и нечитабельные.

Потом мы с Гришей и Валерой поехали в ИТК. ИТК в Минске находится через дорогу от Института Математики, в который я до того регулярно наведывался, брал там копии всякого софта для Минск-32. К тому времени я уже любил Беларусь как родную. Песни пел ("Александрына...")

Мы ходили в этот самый ИТК, а также в ихнюю какую-то лабу, смотрели там на этот продукт кибернетических умов. Программисты там были разные; одни в халатах (и в халатиках) скромно что-то кропали; другие же нагло ржали, читали Godfather на языке оригинала, и смотрели на все свысока, с вершин их кибернетики. Ну или кибенематики - это слово как раз становилось популярным у тех, кто был в курсе. Мы с Гришей тихонько посмеивались над их IF (X != 0) X := 0, но, с другой стороны, нам противопоставить было нечего, а критиковать, лежа на диване, как-то все-таки неудобно. Изучать там было не особо чего - много ли можно нахерачить на ассемблере, да еще чтобы работало. ЭВМ была М6000, это советский (северодонецкий) аналог Хьюлетт-Паккарда, HP2100; по мне так машинка хорошая, только что операционной системы не было (почему-то); т.е. так-то ОС существовала, но система была наваляна прямо на сырое железо, гуляй - не хочу.

Т.к. мы командировочные, нам полагалось кутить. Мы покупали в ближайшем магазе банановый ликер... с тех пор я банановый ликер не пью. А еще однажды мы сходили в ресторан. Я, чисто исторически, в ресторане был третий раз в жизни - небогатое детство, крестьянская культура в семье, для меня рестораны ассоциировались с фильмом "Бриллиантовая Рука". Ну вот, и я типа пошел с ними (с городскими) скорее в роли наблюдателя, чем потребителя. Орала громкая музыка ("листья жгут"), посетители танцевали. Я к тому времени уже вышел из возраста, когда хотелось добыть автомат и перестрелять всех отдыхающих алкоголиков, но далеко еще от этого не ушел, смотрел на людей с отвращением. Валера пошел танцевать, подцепил себе какую-то бабу, и типа дальше с ней тусовался. А мы с Гришей сидели беседовали о чем-то, скорее всего, о программировании. Гриша человек мирный и культурный; я человек дикий и интенсивный; но мы ж программисты!

Там же, в Минске, мы от неча делать изготовили первый выпуск нашей стенгазеты "Оптимальная Правда" - со всякой смешной хренью про нашу жизнь убогую. Единственное что я возражал - употребление слова "Крыжополь" в газете; в существование этого города я просто не верил. Да многие и до сих пор не верят.

(на снимке - крыжопольчанки)